Джеймс Миченер - Источник

– Игал говорил правду. Он в самом деле занимается оливками. Скорее всего, он не мог знать те фокусы, которые сегодня евреи пустили в ход.

Стоя рядом с деревом, Веспасиан продолжал гневно пинать его корни, но внезапно успокоился. Набрав в грудь воздуха, он стиснул кулаки и заорал в ночь:

– Клянусь тенью отца, там кто-то другой!

Кинувшись обратно к палатке, он рывком откинул полог и схватил Тита за складки туники:

– В Птолемаиде ты ошибся!

– В чем?

– Иосиф здесь, в этом городе, – сказал Веспасиан, расхаживая по палатке и вздымая пыль, хотя земля была прикрыта коврами. – Он как-то проскользнул сюда до нашего появления. Потому что никто из тех, кто занимается оливами, не мог бы обрушить башню так, как это сегодня сделали евреи.

– И что ты собираешься сделать?

– Я собираюсь выволочь генерала Иосифа из толпы этих евреев и доставить его обратно в Рим, когда там состоится триумф. А когда смолкнут барабаны, я удавлю его.

Веспасиан пошел спать, но за час до рассвета слуга разбудил его, а он, в свою очередь, поднял Тита и Траяна, потому что оставался крестьянином и привык вставать раньше всех.

– Мы не уйдем из этого лагеря, пока не возьмем Макор. Сегодня я хочу, чтобы на штурм были брошены все, кто может носить оружие.

В стенах города Иосиф предупредил своих еврейских воинов:

– Нас ждет второе испытание. Он попытается запугать нас, но если мы сегодня выстоим, то спасены.

И настали двенадцать часов ужаса, когда на город сыпался дождь стрел, копий и огромных камней, а осадные машины продвигались вперед – огромные башни, с верхних площадок которых защитников засыпали стрелами, а могучие баллисты швыряли в город камни размерами с небольшой дом. Весь день по всему периметру города натиск не ослабевал. Часто казалось, что многочисленные отряды римлян вот-вот сломят сопротивление, но в эти критические часы блистательно действовал Иосиф. Он носился от одного опасного места к другому, поднимая в атаку своих бойцов, словно их было сотни тысяч, увертываясь от римских стрел и не боясь смерти. Никто не сомневался в его храбрости – он дрался так, словно лично хотел отбросить римлян от Галилеи, и, не прояви он такого мужества в этот день, Макор мог бы пасть.

Он устоял. Каким-то чудом горстка евреев на стенах, возведенных времена царя Давида и отремонтированных Иеремотом во времена Гомеры, отбросила все силы, которые Веспасиан только и мог кинуть против них. Валуны разрушили Аугустиану и проламывали крыши домов, но ворота города, самая важная точка в обороне города, остались несокрушимы. Обстрел с осадных башен разрушил прекрасные колонны древнего греческого храма, но задние ворота тоже устояли, и, когда спустилась ночь, стало ясно, что отчаянные усилия римлян выдохлись и атакующие ничего не добились.

В эту ночь Игал, как всегда, собрал в своем маленьком жилище девятнадцать членов семьи и вознес благодарение Богу за все, что Он сделал для Своих евреев, когда казалось, что судьба города висит на волоске. Накинув на плечи шерстяной талес, он молился в свойственной евреям манере, раскачиваясь вперед и назад, как всегда полагается делать перед трапезой. Затем он обсудил с сыновьями события сегодняшнего штурма и поиграл с внучатами, которые уже начинали маяться голодом – но при осаде его было не избежать. Испытывали они и жажду, потому что, хотя у Макора было вдоволь воды из скрытого источника и хотя большие запасы ее хранились в емкостях, генерал Иосиф строго приказал беречь влагу, если придет черный день и источник попадет в руки римлян. В других семьях не соблюдали его требований и пили, сколько хотели, но Игал, стоящий во главе обороны, понимал, чем руководствуется Иосиф, и в его доме воду берегли.

Берурия принесла ужин – немного бобов, хлеба и оливок. Игал торжественно раздал пищу малышам и с серьезным лицом смотрел, чтобы они не начали есть раньше старших. Это была игра, которой он всегда занимался с детьми, и, как бы они ни были голодны, малыши всегда с удовольствием принимали в ней участие, находясь под взглядом его то серьезных, то улыбающихся глаз, пока Игал продолжал умело раздавать скромные порции. Но в этот вечер он так и не успел покончить с ними, потому что прибежал посланец с призывом спешно идти на стену. Опасаясь беды, Игал оставил давленые оливки и, даже не сняв талеса, покинул дом.

У подножия стены, освещенный пламенем факелов, которые держали его центурионы, стоял Веспасиан. Как солдат, он был полон твердого желания покончить с этой осадой.

– Игал, давильщик оливкового масла, я проглотил свою гордость и снова спрашиваю тебя: готов ли ты открыть ворота города?

– Никогда, – ответил Игал.

– В последний раз – готов ли ты согласиться на почетный мир?

– Это город Бога, – в темноте со стены ответил Игал, – и не может быть почетного мира с богами, которых вы доставили из Рима.

– Значит, ты хочешь пожертвовать жителями этого города?

– С нами Бог, и Он спасет нас, – ответил Игал.

В последний раз непреклонный римский ветеран и упрямый еврей встретились лицом к лицу на стене царя Давида. Оба они были примерно одного возраста, оба были преданы своему призванию, оба пользовались уважением и доверием, – и, когда Веспасиану пришло время умирать, он тихо произнес: «Римский император должен умирать стоя лицом ко всем своим врагам». Бросив столь дерзкий вызов, так он и встретил смерть. Из всех десяти предшествующих императоров от Тиберия до Домициана лишь он один избежал позорной гибели от меча убийцы, лишь ему одному, загнанному в угол, не пришлось кончать с собой. Но не могло быть никакого мира между ним и Игалом.

– Когда я в следующий раз увижу тебя, Игал, давильщик оливок, это будет страшная встреча. – И с этими словами Веспасиан удалился. На девятнадцатый день осады случилась ужасная вещь, а девятнадцатая ночь положила начало цепи событий, которые вовлекли в себя Иосифа и рава Наамана – и такими остались в истории. Игал протестовал в обоих случаях, но был бессилен предотвратить их. Утром того решающего дня Иосиф приказал своим солдатам вытащить бочки оливкового масла, собранного Игалом, и на площади между Аугустианой со снесенной крышей и разрушенным греческим храмом занялся большой костер. Когда Игал увидел пламя и понял, для чего оно предназначается, он спросил Иосифа, так ли это необходимо, и молодой генерал кивнул.

– Но мы ведем честную войну, – возразил Игал.

Чтобы ответить, Иосиф отвернулся от огня.

– Ты хотел этой войны. Так не плачь, когда я делаю все, чтобы победить в ней.

– Чего мы добьемся этим жестоким шагом?

– Он отбросит Веспасиана от стен.

– Но в то же время…

Иосиф разозлился и отошел от костра, на котором уже начинали кипеть бочки с оливковым маслом.