Джеймс Миченер - Источник

– Вот что я хотела бы знать… – Женщина из Румынии не смогла закончить предложение, потому что у нее снова хлынули слезы, с которыми она не могла справиться; они стекали с кончика носа и падали на бумаги.

Кюллинан ждал, удивляясь, почему повышение Элиава могло вызвать такой поток скорби. Неужели эта грубоватая женщина влюблена в него? Или она ревнует к Веред Бар-Эль? Это было слишком сложно для него, и Кюллинан лишь пожал плечами.

Ципора снова высморкалась и попыталась взять себя в руки.

– Мне так стыдно, – извинилась она. – Обычно я не плачу, но в этом мире… мне нужна помощь.

– Давай сюда твои бумаги и выпей воды… Ты куришь?

– О да! – с облегчением призналась она. И, сделав первую затяжку, расслабилась и вежливо спросила: – Окажете ли вы мне честь выслушать меня, доктор Кюллинан?

– Конечно окажу, – заверил он ее.

– Перед вами Ципора Цедербаум, родившаяся в Румынии тридцать лет назад. Девять лет назад в Тель-Авиве вышла замуж за Исаака Цедербаума. Вдова. Я много работаю…

. – Я это видел. Хотел бы я найти в Америке такую домоправительницу.

При этих неудачных словах спокойствие, которое вроде бы обрела эта статная женщина, оставило ее, и она несколько минут не могла справиться со слезами.

– Прошу прощения, – извинилась она. – Мой муж… я знаю, вам приходилось выслушивать много таких историй… но он был плохим человеком. В самом деле. Не давал мне ни единого агорота на еду. Удрал с какой-то йеменской девчонкой. Бросил ее и отправился в Америку. Никогда не присылал мне денег, а когда он шел по дороге, – она заглянула в бумаги, – в Аризоне, его задавил грузовик. И теперь мой друг Иехиам Эфрати… может, вы знаете его? Он работает на молочной ферме.

– Я его не знаю. Он хочет жениться на тебе?

– Да, – с облегчением призналась она, словно разрешив загадку. – А это так трудно, доктор Кюллинан. Вдове в моем возрасте не так просто найти мужчину, который захочет жениться на ней. Но он хороший человек. – Она опустила голову и тихо повторила: – Иехиам очень хороший человек.

– Тебе повезло, Ципора, найти такого человека, как Иехиам, – убежденно сказал Кюллинан. – Так чем же я могу тебе помочь?

– Не можете ли поговорить обо мне с доктором Элиавом? Если он войдет в правительство…

– Мы еще в этом не уверены, но допустим, так и будет. Что мне в таком случае делать?

– Пусть он поговорит с раввинами, – прошептала она. – Они должны изменить свое решение.

– Какое решение? – спросил Кюллинан, и перед ним легли все те же неизбежные бумаги.

– Вот мое свидетельство о рождении. Порядочные еврейские родители. Свидетельство о браке. Подписано раввином. Вот фотокопия свидетельства о смерти моего мужа. Заверено американским нотариусом. Здесь же и подпись раввина. А вот свидетельство о рождении Иехиама Эфрати. Тоже почтенная еврейская семья.

– Похоже, что все в порядке, – спокойно сказал Кюллинан, перебирая многочисленные документы.

– А это, – мрачно сказала она, – то, что сказали раввины в Иерусалиме.

Кюллинан взял официальный документ и прочел его самую существенную часть:

«По делу Ципоры Цедербаум, вдовы, которая желает выйти замуж за Иехиама Эфрати, холостяка, судьи выяснили, что брат покойного мужа вышеупомянутой Ципоры Цедербаум продолжает жить в Румынии и что существующий брат, Леви Цедербаум, отказывается дать вдове своего брата разрешение на повторный брак. В таких случаях закон непререкаем, о чем и говорится в главе 25 Второзакония: «Если братья живут вместе и один из них умрет, не имея у себя сына, то жена умершего не должна выходить замуж на сторону за человека чужого, но деверь ее должен войти к ней и взять ее себе в жены и жить с нею… Если же он не захочет взять невестку свою, то невестка его пойдет к воротам, к старейшинам и скажет: «Деверь мой отказывается восставить имя брата своего в Израиле, не хочет жениться на мне». Тогда старейшины города его должны призвать его и уговаривать его, и если он встанет и скажет: «Не хочу взять ее», тогда невестка его пусть пойдет к нему в глазах старейшин и снимет сапог его с ноги его, и плюнет в лицо его и скажет: «Так поступают с человеком, который не созидает дома брату своему».

В давние времена раввины решили, что вдова не имеет права повторно выходить замуж, пока брат ее покойного мужа не даст своего согласия, и была достигнута договоренность, что разрешение это должно быть в письменном виде, заверенное соответствующими властями раввината. В данном случае Ципоре Цедербаум необходимо всего лишь получить письменное разрешение от своего деверя Леви Цедербаума из Румынии. И тогда она будет свободна снова выходить замуж. Но поскольку деверь ее отказывается давать такое разрешение, у нее нет законного права на повторный брак. Ее прошение на него отвергается».

Кюллинан оторвался от этого удивительного документа. Первой его мыслью было: она разыгрывает меня. Какая-то средневековая шутка. Но тут он увидел, что Ципоре это и в голову не приходило.

– Что это значит? – спросил он.

– Как там и сказано, – ответила она. Теперь она пылала гневом, и на глазах ее больше не было слез.

– В Израиле вдова должна получить письменное разрешение от брата покойного мужа…

– Да.

– Но почему?

– Таков наш закон. Семья мужа заинтересована в жене покойника.

– Означает ли это, что твой деверь в Румынии обеспечивает тебе поддержку?

– Поддержку? – презрительно откликнулась она. – Никто из Цедербаумов не помогает другому.

– Тогда почему же ему не подписать разрешение… чтобы ты могла выйти замуж?

Молодая женщина протянула Кюллинану перевод письма и, кипя яростью, стала ждать, пока он его прочитает:

«Брашов, Румыния

3 сентября 1964 года

Раввинам Иерусалима

Насколько я понимаю, этот удивительный документ, вчера полученный мной, гласит, что моя невестка Ципора Цедербаум, чей муж скончался, не может снова выйти замуж, пока я не подпишу документ, подтверждающий, что я не хочу жениться на ней и что она имеет право выходить замуж за другого.

Кроме того, я понимаю, что, находись я в Иерусалиме, моя невестка, услышав, что я не хочу жениться на ней, была бы обязана снять с меня обувь и плюнуть мне в лицо.

Сейчас двадцатое столетие, и, прими я хоть какое-то участие в этом средневековом обряде, власти в Румынии были бы совершенно правы, посчитав меня идиотом. Я отказываюсь подписывать эти глупости и советую вам тоже забыть о них.

Кюллинан сложил письмо и подумал: «Об этом я и писал».

– И что ты теперь можешь сделать? – спросил он Ципору.

– Ничего, – сказала она.

– Что ты имеешь в виду – ничего?

– Поэтому я и пришла к вам, – объяснила она. – После такого письма я ничего не могу сделать.