Джеймс Миченер - Источник

Ученые расслабились. Решение было принято, и все понимали, что делает Кюллинан: он собирается побыстрее раскопать замок крестоносцев и найти то, что удовлетворит человека, выложившего деньги. А в предполагаемом районе ворот он будет копать спокойно и неторопливо в надежде выйти на важные слои, содержащие осколки глиняной посуды, остатки каменных стен и домов, которые и расскажут о длинной истории этого холма.

Когда встреча закончилась и все разошлись, Табари остался сидеть. Вид у него был недовольный, и Кюллинан подумал: «Черт побери, он один из тех, кто слушает, ничего не говорит, а потом приходит и предупреждает, что не может согласиться с твоим решением». Но почти сразу же Кюллинан отбросил эту мысль, как никчемную. Джемал Табари был не из таких. Если он недоволен, значит, на то есть причины.

– В чем дело, Джемал?

– Ты прав во всем, – начал Табари.

– Кроме одного?

– Точно. – Араб показал на большую карту. – Траншея А там, где и должна быть. Предполагается, что траншея В выйдет к замку. Но вот что мне не нравится, Джон, в твоем плане – намерение сбрасывать отвалы в вади. – Он показал на глубокий провал к северу от холма и старательно поводил длинным пальцем по тому месту, которое Кюллинан собирался завалить.

– Почему бы и нет? – спросил Кюллинан. – Самое подходящее место для отвалов.

– Точно, – согласился Табари. Он произносил это слово как «тон-чо», придавая ему юмористический оттенок. – Но имеется не меньше оснований предполагать, что тут самое подходящее место, где многое можно обнаружить. Захоронения, свалки, пещеры. Джон, мы вступили в эту игру, руководствуясь очень большими идеями. Мы вскроем замок крестоносцев, ведь не только чтобы порадовать…

– Точно! – прервал его Кюллинан, использовав выражение Табари.

– В моих исследованиях меня смущает одна вещь… и всегда смущала. Не против, если мы пройдем к холму? – По тропке они поднялись на плато, где, к своему удивлению, увидели фигуру доктора Элиава. Опустившись на одно колено, в восточном конце, где должна была пройти траншея В, и услышав их шаги, он бесшумно спустился по восточному склону и исчез. – Это был Элиав? – удивился Табари.

– Сомневаюсь, – ответил Кюллинан, но он знал, что видел своего израильского коллегу.

Табари прошел к северному краю холма, откуда вдоль крутых склонов открывался вид до самого дна вади. Спуск был тяжелым и неприятным на вид. В одном месте он прерывался, обнажая слои земли, и потом снова продолжался до самого дна вади.

– Во всем, что я читал, – сказал Табари, – отсутствует один фактор. Он вытекает из самого слова «Макор» – «источник». А из него вытекает и другая вещь. Фактор жизни. Почему поколение за поколением обосновывались именно здесь? Скорее всего, только потому, что тут была вода… и ее было вдоволь. Но мы не имеем представления, откуда она текла.

– Откуда же кибуц берет воду?

– Из современных артезианских скважин.

Их существование ничего не объясняло, и поэтому Кюллинан спросил:

– Ты думаешь, что природный родник был за стенами города? Как в Мегиддо?

– Не знаю, что и думать, – осторожно сказал Табари. – Но я бы не хотел, чтобы ты заваливал этот вади. Потому что через пару лет мы решим раскопать его. Именно здесь.

– Отчеты твоего дяди Махмуда получили известность потому, что он прислушивался к намекам. Ты хочешь, чтобы я последовал по его стопам?

– Тон-чо, – ответил Табари, и свалка была перенесена в другое место.

Следующим утром Табари обзавелся маленькой лопаткой и мотыжкой, которыми пользуются современные археологи, – на серьезных раскопках ковшовые лопаты недопустимы – и решил не присутствовать на торжественном начале работ, поскольку он руководствовался принципиально другими соображениями. У траншеи В в северо-восточном секторе на глаза ему попался один из кибуцников. Тот рассматривал какой-то предмет и подзывал к себе бригадира. Но затем молодой человек замялся, словно передумал, и приготовился сунуть маленький предмет в карман, чтобы потом перепродать его.

– Ты хотел меня видеть? – небрежно спросил Табари, подходя и протягивая руку.

– Да, – сказал кибуцник. – Думаю, я кое-что нашел.

Он вручил Табари монету, которая потом стала предметом оживленных дебатов за общим столом.

Видно было, что ее выпустила какая-то арабская страна, но, как она попала на Макор, определить было нелегко.

– Монета была найдена всего под несколькими дюймами земли, – доказывал Кюллинан. – И она не может быть свидетельством существования какого-то арабского города, о котором никто не слышал. Но все же она выглядит достаточно старой. Ты можешь прочесть надпись на ней, Джемал?

Табари прочел несколько арабских букв и пытался разобраться в остальных, когда из библиотеки появился фотограф с двумя монографиями о монетах Палестины, и после тщательного изучения монеты был сделан вывод, что она появилась на свет где-то примерно около 1000 года.

– С этим трудно согласиться, – запротестовал Кюллинан. – Это было за сотни лет до крестоносцев, и если вы правы… – Помедлив, он пустил в ход классическую жалобу археологов: – Эта монета не имела права находиться здесь!

Позже он сказал Табари:

– Все было бы куда проще, если бы ты позволил кибуцнику прикарманить эту проклятую монету. Может быть, потом он бы продал ее какому-нибудь туристу в Акко. Предупреди своих людей, чтобы они не выкапывали факты, которые противоречат основной концепции.

Но четыре дня спустя в траншее ß была найдена действительно странная вещь, и, закончив заполнять на нее карточку, Кюллинан пошутил:

– Табари, кто-то заботится о наших раскопках.

При археологических работах есть постоянная опасность: рабочий, полный энтузиазма, да к тому же стремящийся и получить награду, и порадовать иностранцев, которые в общем ему нравятся, привыкает прятать в земле какие-то предметы, а потом торжественно выковыривать их лопатой; но тщательное изучение новой находки убедило даже Кюллинана, что никто из рабочих не мог ее спрятать: она была из золота.

Поскольку менора была предметом исключительно еврейского культа, она вызвала массу восторгов и на самих раскопках, и в кибуце, но датировать ее оказалось невозможным, поскольку семисвечник использовался евреями чуть ли не со дней Исхода, когда Бог преподал им подробные инструкции, как его следует делать: «И по бокам его должны расти шесть ветвей; три ветви подсвечника с одной стороны и три с другой стороны». Господь повторял это снова и снова – менора имела для Него особую важность.