Карин Эссекс - Фараон

Более многочисленные суда Агриппы охватили морские силы Антония с севера и с юга. До сих пор Клеопатра даже не представляла себе, насколько же это трудно — не вмешиваться в происходящее и лишь следить за тем, как на твои корабли обрушиваются удары Агриппы. Противник настолько превосходил их числом, что на многие суда Антония нападало по несколько кораблей сразу. Вскорости двенадцать из них были окружены и принуждены к сдаче.

Как могла Клеопатра удержаться от вмешательства? Неужели ее шестьдесят кораблей, хорошо вооруженных и готовых к бою, не смогут спасти хотя бы часть их флота? Нарушив приказ Антония, требовавшего, чтобы царица вместе со свитой сидела в каюте или хотя бы держалась на корме, где ее нельзя будет заметить, Клеопатра промчалась через всю палубу в поисках Эвмена, греко-египтянина, командовавшего их эскадрой.

— Наварх! — крикнула она, перекрывая ритмичный скрип весел. — Мы должны поддержать первую линию! Мы уже потеряли дюжину кораблей! Если мы не можем ускользнуть, давайте хотя бы умрем с честью!

Наварх лишь качнул головой.

— Император предвидел, что твое величество пожелает присоединиться к битве. Он заверил меня, что, если я нарушу его приказ, он казнит меня собственноручно. А он слов на ветер не бросает.

Клеопатре отчаянно захотелось вцепиться Эвмену в бороду и выдрать ее до последнего волоска.

— Разве ты не видишь, что наш план рушится? Тебя все равно казнят — за то, что ты стоял в стороне, пока наши люди умирали!

— Уверяю тебя: император уже взвесил весь этот риск. Пожалуйста, успокойся. Он хочет, чтобы мы вырвались отсюда. Не позволяй отдельным поражениям вводить тебя в искушение. Это печальный, но необходимый шаг к победе.

Эвмен разговаривал с ней покровительственно, и это взбесило Клеопатру. Но одновременно с тем она осознавала, что наварх прав. Просто характер Клеопатры не позволял ей стоять и смотреть, как ради исполнения ее планов умирают люди. Римляне быстро учились бессердечию, как, возможно, и все люди военные вообще. Может, четверо рожденных ею детей сделали ее более восприимчивой, более уязвимой перед лицом кровопролития и смерти? Клеопатра знала, что должна взять себя в руки — ради будущего. Ей еще предстоит сегодня насмотреться и на смерти, и на умирающих.

— Как тебе угодно, — сказала она наварху. — Но мы не можем ждать вечно. Если к вечеру прореха в центре не появится, мы все же вступим в бой. А если ты опять откажешься, то я казню тебя собственноручно.

В ответ наварх поклонился. Если он и намеревался позднее воспротивиться ее приказам, то сейчас никак этого не выказал.

Клеопатра вернулась на безопасное место на корме и впала в панику, осознав, что больше не видит Антония. Он не остался на своем флагмане, а предпочел командовать боем с корабля поменьше, более легкого и быстроходного. Антоний знал, что враги первым делом постараются захватить флагман, поскольку, если им удастся взять в плен самого императора, война будет окончена.

Теперь Клеопатра убедилась в том, что стратегия Антония была абсолютно верной. Два корабля Агриппы, изготовив тараны, спешили к флагману. Лучники Антония, расположенные на высоких надстройках, начали осыпать таранящие их корабли градом стрел, но Клеопатра видела, что те и не думают сворачивать. Солдаты, готовые заменить раненых или убитых, удерживали сверкающие балки таранов на месте даже после того, как два окованных металлом носа кораблей столкнулись.

Второй корабль Агриппы протаранил флагман Антония, зайдя с подветренной стороны; экипаж флагмана теперь пытался не пустить вражеских солдат к себе на борт. Римские солдаты посыпались на палубу. Корабли у Антония были больше кораблей Агриппы, и Антоний воспользовался этим преимуществом, разместив на борту как можно больше солдат-пехотинцев. Если им и не хватало кораблей, они могли компенсировать это большей численностью команд, дабы отражать попытки абордажа. Антоний считал, что благодаря превосходству в живой силе его люди с легкостью захватят любой вражеский корабль, с которым сумеют сойтись борт к борту.

Но сейчас враги хлынули на флагман с двух сторон. Два потока хорошо питавшихся римлян, которые все лето пили прекрасные вина Октавиана и не страдали от болезней, подточивших волю тех, кто сражался за Антония. И все же это был флагман Антония, и на нем размещались самые лучшие и самые верные его бойцы.

Схватка на палубе превратилась в сплошную мешанину тел, и издалека Клеопатра не могла разобрать, где свои, а где враги. И уж тем более не в силах была понять, кто одерживает верх.

Она перевела взор на север, туда, где корабли Октавиана приближались к их эскадре, подплывая настолько, чтобы начать обстрел метательными снарядами, а потом отступая для перезарядки. Эти суда также были легче кораблей Антония, и им легче было маневрировать.

На южном фланге дела обстояли лучше. Им командовал сам Антоний. Его эскадра из пятидесяти кораблей сумела связать боем превосходящую по численности флотилию Агриппы. Лучники, устроившиеся в высоких надстройках, метко поражали стрелами людей на палубах.

Клеопатра снова помчалась на нос, упрашивая Эвмена помочь правому флангу. Антоний находился на борту одного из этих кораблей. Несмотря на то что врагов было больше, он продолжал держаться. Но как долго еще он выстоит? Неужто Антоний будет биться не на жизнь, а на смерть, а Клеопатра — только смотреть, словно зритель на гладиаторских играх? Она уже готова была закричать, обращаясь к наварху, но невольно проследила за его взглядом, обращенным в сторону моря.

Аккуратные схемы, которые Антоний чертил в их шатре военного совета, теперь ожили. Сто семьдесят кораблей Антония сумели втянуть в бой весь флот Агриппы. Все четыре сотни кораблей, если не больше. Середина залива представляла собой чистый голубой простор, и лишь волны лениво катили там. Больше не было центральной линии кораблей, защищавшей эскадру Клеопатры. Не осталось ничего, что могло бы помешать ей поднять паруса и поймать попутный ветер, который унес бы шестьдесят судов с сокровищами прямиком в открытое море.

— Поднять паруса! — крикнул наварх, и матросы принялись быстро натягивать огромные белые полотнища.

Эвмен взял Клеопатру за руку.

— Прошу тебя, спустись в каюту. Ветер усиливается. Какой-нибудь неосторожный матрос в спешке может зацепить тебя.

— Где император? — настойчиво спросила Клеопатра. — Мы не можем бросить его во время боя!

— Император лучше знает, что нужно делать. Он расчистил для тебя путь к бегству. Он последует за тобой сразу же, как только сумеет оторваться от врагов.

При мысли о том, что она должна покинуть Антония, ничего не зная о его судьбе, у Клеопатры упало сердце. Как легко было строить подобные планы, пока они оставались чистыми домыслами, и как трудно выполнять их! Антоний придет в ярость, если она не воспользуется попутным ветром и не бежит. Его солдаты могут восстать против нее, если по ее вине они опять окажутся запертыми в проклятом заливе. Они могут даже не посчитаться со своим командиром и убить ее. А кроме того, здесь у них не осталось ни лекарств для больных и умирающих, ни провизии для голодных. Ничего, чтобы поднять и без того невысокий боевой дух.