Фаина Гримберг - Княжна Тараканова

– А какие претензии были бы не мелочны? – спросила она спокойно.

Этот вопрос застал его врасплох. Она заметила, конечно, некоторую его растерянность, но никакого чувства гордости по этому поводу не испытала. Вопрос не казался ей особенно остроумным. И не стоило злорадствовать.

– Это все пустая философия, – сказал он. – Об этом возможно долго и даже бесконечно рассуждать. Если не хотите поверить мне, не верьте! Я давно знаю Филиппа, вы же не знаете его вовсе. Ему сорок два года. Вы пытались обвинить в донжуанстве меня, но князь Лимбург… в сравнении с ним я – монах! Я вдов, он все еще холост. Впрочем, зачем я вам говорю обо всем этом? Вы просто-напросто примите все это к сведению и захотите сделаться его любовницей. Да вы и без того захотите!..

– Я полагаю, наш разговор кончен. Я вам слова не давала. Вы свободны, я также свободна. Мои дела не касаются вас.

Он не ответил и ушел.

Она задумалась. Можно было сейчас написать письмо князю. Но можно было и подождать. Князь должен был проявить к ней интерес. Она уже совсем было решалась писать, но все же не писала. И наконец приняла окончательное решение: немного подождать.

Конечно, Рошфор мог быть даже и интересно рассуждающим, но она устала, очень скоро устала находиться в рабстве у Рошфора.

Все же пришлось ждать два дня. Она волновалась, но и все более уверялась в том, что поступает правильно, не обращаясь первой к Филиппу-Фердинанду. Она не сомневалась в том, что его живо интересуют ее отношения с Рошфором, и едва ли Рошфору удастся скрыть резкое охлаждение Алины. Она хотела было не выходить из своих комнат, но затем испугалась, что сделается бледной, и потому утром второго дня отправилась в публичный сад и часа два прогуливалась по аллеям. На возвратном пути, уже подъезжая к гостинице, она тотчас заметила прекрасную карету князя, голубую, щедро украшенную позолотой. Князь уже стоял у входа. Швейцар в нарядной ливрее и еще несколько человек гостиничной прислуги кланялись, дверь уже была отворена. Алина-Елизавета видела, как Филипп-Фердинанд вынул из кармана своего плаща светло-зеленый шелковый кошелек с кистями и наградил швейцара и прочих слуг серебряными монетами. Конечно, эта была мелочь, но Алина-Елизавета подумала насмешливо, что от более крупной суммы не отказалась бы и она!.. Князь вошел в гостиницу, не обратив внимания на подъезжающий экипаж. Это было хорошо для нее, потому что хотя она и обдумывала в эти дни, как будет с ним говорить, но все же теперь немного смутилась и не чувствовала себя подготовленной в достаточной степени к разговору, от которого зависело немало! После этого разговора могли начаться ее отношения с князем, а могло и ничего не произойти!.. Она припомнила вдруг историю с Голштайнским герцогством, которое князь по собственному почину объявил своим, хотя на самом деле это владение не принадлежало ему. Следовательно, и у этого человека, знатного по рождению и отнюдь не бедного, имелись наклонности к авантюризму и самозванству! И это тоже было хорошо для нее! В некотором смысле родственные души!..

Князь ждал ее… Надо было быть правдивой в мелочах для того, чтобы затем играть по-крупному, лгать серьезно, выдумывать предметы важные и при этом никогда не бывшие в действительности!..

Она спокойно вошла в гостиную и увидела его сидящим в кресле. Он занял кресло, справедливо сознавая себя господином положения. Она тотчас поклонилась почтительно и изящно. Затем сказала:

– Я только что подъехала и сразу заметила вашу карету… – Она нарочно не договорила. Она знала, что недоговоренность, неопределенность всегда может быть верным союзником!

Он ответно заговорил, и она узнала, что он отнюдь не намеревается тотчас и безоговорочно доверять ей.

– Вы ездили по делам, дитя мое? – спросил он. Да, он не доверял ей. Он хотел услышать, что она скажет, в свою очередь, в ответ на его слова! Но она вовсе не хотела обманывать его, то есть именно в мелочах она не хотела обманывать его, для того, чтобы обмануть в предметах значительных и серьезных!..

– Я была в публичном саду, – она улыбнулась, стоя перед ним.

Он закивал и поспешно предложил ей сесть. Она заняла тот самый стул, на котором совсем недавно сидел Рошфор. Ее рассеянная улыбка должна была показать ему, что она не рассчитывает на его участие в ее дальнейшей жизни и не думает соблазнять его и впутывать в свои дела…

Он задал ей несколько учтивых вопросов о теплой погоде и о садах, окружающих Франкфурт. Она отвечала также учтиво, спокойно, но и рассеянно, подчиняясь известному этикету, но как будто и не желая продолжения отношений, и даже и не рассчитывая на подобное продолжение…

Но далее разговор принял такой оборот, какого она совсем не ожидала!

– Не согласились ли бы вы, мое дитя, переехать ко мне, я имею в виду для начала мой дом во Франкфурте?

Голос его был уверенным, и сам он выглядел невозмутимым. Еще совсем недавно, здесь, в этой гостиной, она могла торжествовать победу над Рошфором, но теперь оторопела она. Князь с удовольствием смотрел на ее видимое смущение. У нее не имелось времени для подробных размышлений…

– Я… не понимаю вас, князь… – произнесла она медленно.

– Мое предложение шокирует вас?

Да, необходимо было придумать самый подходящий ответ, а времени не было, прямо-таки катастрофически не было!..

– Да, – заговорила она, – да, меня шокирует ваше предложение… – Она чуть было не добавила сакраментальную обычную фразу: «Вы видите, я с вами искренна!», однако вовремя опомнилась и сдержалась. Заискивать было ни к чему!..

– Я тоже хотел бы сделаться с вами совершенно откровенным. Маркиз Рошфор… – Князь вдруг оборвал начатую было речь и заговорил иначе: – То, что я знаю о вас, позволило мне сделать вам это предложение… – Он замолчал, ждал, что же она скажет ему. Она ничего не говорила. Волей-неволей ему пришлось продолжать: – Скажу вам честно: я уже успел услышать о вас много дурного!.. – Теперь и он замолчал, теперь она должна была заговорить.

– Я даже не хочу знать, от кого вы слышали дурное обо мне! Меня это не интересует. Мне довольно и того, что я сама о себе знаю… – Сейчас она, в сущности, говорила правду.

– Господин Рошфор представил мне письменные свидетельства неких барона фон Шенка и капитана Эмбса…

– Эти люди знакомы мне. Одно время я полагала их честными людьми, затем мне пришлось отказаться от такого мнения. Поговорите с ними, они, должно быть, расскажут вам более, нежели написали…

– Их нет во Франкфурте…

Ей хотелось бы узнать, где же они, уехал ли мнимый Эмбс в свой Гент, где Шенк… Но она не спросила… Зато он спросил:

– Вас более не интересует отношение к вам маркиза Рошфора?

– Я зависела от него, не скрою, но я не испытываю к нему горячих чувств…