Фаина Гримберг - Анна Леопольдовна

– Полюбуйся московитской свадьбой, Ленхен! Тебе это еще пригодится. Кто знает, не сделаешься ли ты женой какого-нибудь петербургского графа, природного русского!..

Господин Сигезбек не впервые подшучивает надо мной и строит самые курьезные прожекты относительно моего брачного будущего. Но отчего-то именно сегодня меня раздражило его шутовство.

– Оставьте меня! – крикнула я. – Я никогда не выйду замуж. – И с этими словами я убежала из столовой. Впрочем, я еще успела расслышать непритворный страх в голосе тетушки Адеркас, повторявшей:

– Что она говорит! Что за речи! Боже мой! – Бедная тетушка явно боялась, что я и вправду останусь без мужа.

Госпожа докторша воркующе корила мужа за его глупые, по ее мнению, шутки.

Мне совершенно расхотелось ехать на свадьбу. Я сидела у себя в комнате, сердце больно билось… Для чего мне быть на этой свадьбе? Наверняка это всего лишь отвратительная пирушка, обставленная всеми возможными непристойностями. Не поеду. Не хочу. Но отчего же я, такая всегда любопытствующая, не хочу видеть русской свадьбы? Разве зрелище непристойностей пугает меня? Нет, дело в другом. В чем же? Право, не знаю и даже почему-то не желаю задумываться…

На свадьбу я не поехала. Тетушка и госпожа докторша от правились еще до полудня, чтобы присутствовать при исполнении всех свадебных обычаев. Я сидела в своей комнате, вспоминала Карлхена и Марту. Господин Сигезбек постучал в дверь и крикнул, что в городе пожар. Мне захотелось видеть этот пожар, но почему-то я решила поступить наперекор собственному желанию. Доктор поехал в город, опасаясь, как бы его дражайшая супруга и тетушка Адеркас не очутились в огне. Я не попросилась ехать с ним.

Поздно вечером, опять же за ужином делились впечатлениями дня. Первым выступил господин доктор и рассказал, что пожар сжег несколько сот домов, в большинстве своем деревянных, в той части города, которая называется Малой Морской.

Господин Сигезбек тогда остановился близ большого кирпичного дома, принадлежавшего одному князю и целиком охваченного пламенем. Крыша провалилась, она вдруг рухнула и так ударилась о землю, что земля, казалось, задрожала.

День был ясный, со слабым ветром, но очень жаркий, что необычно для петербургской осени. В одно мгновение всех окутал столь густой дым, что некоторое время не было видно солнца. Но через минуту или меньше после падения крыши много стульев, столов и прочих предметов мебели, некоторые полусгоревшие, упало сверху в находившийся рядом канал, никому не причинив вреда. Истинное счастье, что ни один из предметов не упал на другой берег канала, где расположились очень большие и ценные склады пеньки, канатов, тросов, дегтя, смолы, принадлежавшие императрице, ибо достигни огонь этого склада, были бы уничтожены все дома английских купцов и Адмиралтейство.

Выяснили, что были одновременно подожжены дома на разных улицах, так что несчастные жители едва ли смогли что-нибудь спасти, и прежде чем подоспела какая-то помощь, вся Морская была в огне.

Были схвачены трое поджигателей – двое мужчин и одна женщина. Через несколько дней должна состояться казнь…

Наши дамы ахали беспрерывно, слушая занимательный рассказ господина Сигезбека. Я сидела как на иголках. Можете угадать, почему? Я знала, что как только господин Сигезбек закончит рассказывать, дамы, поахав порядочно, примутся наперебой говорить о свадьбе. Потому что они проводили время на свадьбе, в довольном отдалении от пожара.

Доктор замолчал. Госпожа Сигезбек сделала движение рукой… Но прежде чем она раскрыла рот, я, как вчера, выскочила из-за стола и умчалась к себе.

Сегодня поджигателей будут казнить на руинах Морской. Господин Сигезбек едет смотреть казнь. На этот раз я упрямо просилась с ним. Не понимаю, зачем, из какого чувства противоречия, но мне отчаянно хотелось видеть это жестокое, несомненно чрезвычайно жестокое зрелище. Стоит ли упоминать о докторше и тетушке Адеркас, о том, как они наперебой отговаривали меня и требовали от доктора, чтобы он ни в коем случае не брал меня с собой. Тетушка аффектированно утверждала, что меня, мои желания невозможно понять; когда все пристойно отправляются на свадьбу, я отказываюсь; когда господин Сигезбек едет смотреть казнь, чего бы ему вовсе не следовало делать, я прошусь с ним… Услышав это слово – «свадьба», я разозлилась, сама не зная, почему. Топнула ногой, закричала бессмысленно, что мои желания – это мои желания, и в конце концов – кажется, вопреки всякой нормальной логике – настояла на своем, напугала своими нахмуренными бровями и мрачным взглядом бедных дам, и господин доктор взял меня с собой.

Поджигателей казнили на руинах Морской. Каждый из мужчин был прикован цепью к верхушке большой вкопан ной в землю мачты; они стояли на маленьких эшафотах, а на земле вокруг каждой мачты было сложено в форме пирамиды много тысяч маленьких поленьев. Эти пирамиды были столь высоки, что не достигали лишь двух-трех саженей до маленьких помостов, на которых стояли мужчины в нижних рубашках и подштанниках. Они были осуждены на сожжение.

Но прежде чем поджечь пирамиды, привели и поставили между этими мачтами женщину в грязном сарафане и зачитали объявление об их злодействе и приказ о каре. Мужчины громко кричали, что хотя они и виноваты, женщина ни в чем не повинна. Тем не менее ей была отрублена голова. Я видела такое впервые и сама удивилась, с какой жадностью я смотрела на это убийство… Ведь убийство?.. Русские никогда не казнят женщин через повешение или сожжение, каким бы ни было преступление. В толпе говорили, что императрицу не уведомили о поджигательнице, иначе женщина получила бы помилование. Однако говорили также, что ее вина была совершенно доказана; и о том, что злоумышленники были исполнены решимости совершить это преступление, женщина знала еще за несколько дней до того. Но кажется, никто не задается вопросом, зачем все же поджигатели это преступление совершили.

Как только скатилась голова женщины, к пирамидам дров был поднесен факел, и поскольку древесина была очень сухой, пирамиды мгновенно обратились в ужасный костер. Мужчины-преступники умерли бы быстро, если бы ветер часто не отдувал от них пламя; так или иначе, оба они в жестоких муках испустили дух меньше чем через три четверти часа.

Во время этой казни случилось одно странное происшествие. Когда несчастные начали громко кричать в огне, некий человек, одетый опрятно, кинулся бежать прочь от места казни. Очень высокий и худой, он придерживал руками шляпу, чтобы ее не снесло ветром. Приглядевшись, я узнала рисовальщика, следовавшего за корабельным мастером Брауном при церемонии спуска корабля. Вся земля вокруг была покрыта головешками от последнего пожара, так что никто не мог безопасно ходить где-либо, кроме замощенных улиц, по скольку горожане обязаны содержать улицы и дома в чисто те, хотя бы относительной. При домах имеются выгребные ямы. И вот бегущий без оглядки человек бултыхнулся в одну из этих ям, погрузившись выше чем по пояс.