Карин Эссекс - Клеопатра

Когда он впервые, без единого слова, лег сверху, Теа почудилось, что сейчас его большое сильное тело раздавит ее. Утром Теа застала царя врасплох и опередила его, взобравшись на него сверху. Девушка страстно занималась любовью, невзирая на жжение внизу живота. Эту уловку она переняла от своей матери. Однажды Теа слышала, как Трифена жаловалась доверенной служанке на то, что Авлет слишком огромен для нее, и рабыня дала ей один совет: «Проснись пораньше, возьми его жезл в рот и укрепи его, а затем быстро оседлай мужа. Он примет подчиненную позу и уже не станет наваливаться на тебя». Трифена, как и ее дочь, отличалась хрупким сложением и с трудом выносила тяжесть своего супруга.

О ней пойдут пересуды? Ну и что с того? Теа верила в свою звезду. Она стала нужна царю, заняв место матери в его глазах, утешив его после смерти жены. И всем при дворе придется смириться с этим.

Когда ближе к полудню растрепанная Теа вышла из покоев царя, ее уже поджидала свора престарелых тетушек Трифены. Как свойственно только отцветшим женщинам, они ядовито и бесстрашно потребовали у девушки отчета — что она делала в спальне супруга своей матери.

— Я утешала царя, — отрезала Теа, отстраняя старух, и неторопливо спустилась по лестнице.

— Поспешила занять опустевшее место, дорогуша? — съязвила одна старая карга, когда девушка поравнялась с ней.

— Измарала кровью шкуры на царском ложе, милочка? — подхватила другая.

— Пропащая душа! Дочь Клеопатры Трифены стала царской шлюхой!

— Шлюха мужа своей матери!

— Наложница! Оденьте ее, как положено.

— Позор! Кому она теперь нужна?

Они ждали, что Теа обернется и начнет оправдываться, отвечать на упреки и обвинения, искать их поддержки. Но девушка, не обращая внимания на шепот и шипение, продолжала спускаться в главный зал.

— Твоя мать мертва. Она умерла час назад.

Теа даже не замедлила шаг. Старухи смотрели в спину девушке, которая спокойно уходила прочь, навстречу своему будущему. А потом, обескураженные ее спокойствием, они робко постучали в дверь, чтобы сообщить царю о смерти его супруги.

— Клеопатра, теперь ты должна называть меня мамой, — сказала Теа, обращаясь к маленькой царевне.

Девочка наблюдала, как старшая швея помогает Беренике облачаться в праздничное голубое платье. Богато украшенное одеяние окутало фигурку царевны, драгоценные камни ярко горели на великолепной ткани, словно зимние звезды на ясном ночном небе.

— Моя мать умерла, — ответила Клеопатра на чистом греческом, без малейшего акцента. — Она умерла пять месяцев назад. И погребена в царской гробнице у храма Исиды.

На это утро была назначена свадьба. Траур по усопшей царице носили недолго, недолго до неприличия. И теперь черные одежды сменились пышными праздничными нарядами, поражающими роскошью. Их достали из гардеробов, подновили по случаю торжества и заново украсили.

Потом настал черед Клеопатры, а наряжаться она никогда не любила. На манекене висело крохотное платье тяжелого льна, украшенное богатой золотой вышивкой. На вид оно казалось тяжелым и каким-то опасным.

— Милая Клеопатра, — склонилась над ребенком Теа, изо всех сил стараясь придать голосу заботливые интонации. — Будь хорошей девочкой в день свадьбы мамочки и делай все, что тебе велят.

— Моя мама умерла. Я видела ее тело.

Береника закатила глаза. Теа растянула губы в терпеливой улыбке. Старшая швея поморщилась, не сводя взгляда с булавок, которыми она скрепляла платье Береники.

— Наша сестра теперь нам мама, — заявила Береника, любуясь своим отражением в зеркале. — Разве тебе не понятно? В детстве мы с Теа часто играли, будто она — мама, а я — ее дочка. А теперь так и получилось.

— Тети говорят, что это неправильно. Они говорят, что папа не должен был так быстро жениться после маминой смерти, — тихим, упрямым голосом промолвила Клеопатра, понимая, что едва ли осмелится повторить эти слова. — Они сказали, что мама проклинает Теа за то, что она сделала.

— Да ну? — вскинулась Теа. — Что они понимают, старые клячи! Ты кому веришь — им или своей матери?

— Ты — наша сестра, наша мама умерла, — не отступала Клеопатра.

— Я тебя пристрелю, если не замолчишь, — пообещала Береника, приподнимая рукав платья и показывая Клеопатре мышцы. — И ты знаешь, что рука моя не дрогнет. Я — царевна-амазонка, а ты — девчонка, тебе всего четыре года.

Клеопатра смерила взглядом старшую сестру. Береника слов на ветер не бросала. Она прочитала древний свиток, где шла речь о воинском искусстве амазонок. Ее наставник, Мелеагр, потакал фантазиям ученицы, поскольку решил, что это единственный способ обучить девочку греческому языку. Береника твердо уверилась, что происходит из рода этих могучих воительниц, и налегла на тренировки — стрельба из лука, верховая езда и упражнения с мечом. Царевна стала такой же подтянутой и мускулистой, как и дворцовые мальчишки, которых она уже не раз вызывала на состязания.

— Я приняла имя нашей матери, Клеопатра, — не сдавалась Теа. — Отныне я — Клеопатра Шестая Трифена и твоя мама.

— Ты — Теа, — возразила Клеопатра, на этот раз на сирийском.

Этот язык Теа слышала в далеком детстве, но уже успела позабыть.

— Прекрати! — зарычала Теа. — Либо ты будешь говорить со мной на греческом, либо будешь молчать!

Возликовав, что ей удалось вывести Теа из себя, Клеопатра выдала в лицо сестре длинный монолог на сирийском.

— Заткнись! — закричала Теа. — Зачем ты бубнишь на этом языке? Какая муха тебя укусила?

Клеопатра только невинно улыбнулась. Она сама не знала, как ей удается понимать разные языки и диалекты, это было неким волшебным даром, снизошедшим к ней во сне. Не вслушиваясь в речь иноземца, девочка пристально смотрела ему в глаза и понимала значение произносимых слов. Заговорила она в три с половиной года, а через два месяца после четвертого дня рождения маленькая царевна уже могла повторять за рассказчиком целые предложения на египетском, эфиопском, троглодитском, нумидийском и арабском. На этих языках говорили рабы и слуги, привезенные во дворец со всего света. Девочка так и не осилила македонский вариант греческого, на котором изъяснялась царская семья, хотя любила подражать более изысканной речи ученых, которые беседовали с ее отцом. Слава о необычных способностях Клеопатры к языкам вихрем пронеслась по городу. Царевна знала об этом и радовалась, что сестры, считавшие Клеопатру недалекой, были вынуждены слушать восторженные отзывы о ней.

— Ты просто завидуешь, — спокойно промолвила девочка. — Тому, что я — особенная, а ты — нет.

— И в чем же ты особенная, чудовище? — процедила сквозь зубы Теа.

— Я — первая из Птолемеев, кто умеет говорить на языке египтян. Первая за триста лет, кто знает не только греческий язык. Так говорят сами египтяне. Они считают меня оракулом!