Карин Эссекс - Клеопатра

— Это вздор. Полный вздор.

Аммоний — друг, купец, родич, шпион, человек без царской крови, но богатый, как настоящий царь, — в течение всего этого спора сидел молча. Выпрямившись во весь рост, он своей грузной фигурой напомнил Клеопатре бурого медведя, которого она видела в Александрийском зверинце, — дар галатской царицы.

— Давайте не будем считать себя жалкими и несчастными. Давайте думать, как нам победить! — Аммоний вскинул широкие ладони. — Разве мы — кровожадные духи, принесшие тебе дурное предзнаменование? Или мы — твои родичи, готовые отстаивать твое дело? Государь, мы — люди действия. Так давай же действовать!

— Ты прав, друг мой. Я не должен так распускаться. Расскажи мне об этой Сотне. Или теперь следует называть их Восемь Десятков? — К облегчению Клеопатры, царь рассмеялся. — Кто эти восемьдесят предателей и как нам следует поступить с ними? И кто этот Дион? Ты знаешь его, дочь моя? Как ты полагаешь, имеет ли он хоть какое-то значение как философ?

Клеопатра не любила Диона. Он был высокомерен и не уделял ей ни малейшего внимания, когда она, будучи еще ребенком, таскалась за облаченными в темные одеяния учеными Мусейона, ища доступа к их знаниям.

— Он преподает труды других, но его самого нельзя назвать ни мыслителем, ни человеком, способным внести в науку что-либо новое. Он не наделен чувством сострадания, каким обладал наш Деметрий.

Архимед добавил:

— Дион — креатура Мелеагра, государь. Именно евнух ходатайствовал, чтобы его перевели из Афин в Мусейон. Все то время, пока он жил на жалованье, назначенное тобой, государь, он тайно публиковал памфлеты против царя и распространял их через сеть шпионов, раскинутую Мелеагром по всему городу. А теперь он здесь, высадился в Путеолах и ожидает, пока Сенат назначит ему время, чтобы он мог привести свои восемь десятков в Курию и подать список жалоб на тебя, дабы придать законность царствованию Береники в глазах Рима.

— И они встретятся с Сенатом? — презрительно вопросил Авлет. — Почему же Сенат должен поддерживать их, пока я нахожусь здесь в качестве гостя Помпея?

— Полагают, что Береника может запустить руку в казну, — ответил Архимед.

Уже почти рассвело. Авлет посмотрел на царевну.

— Уроки правления не всегда приятны.

Она пожала плечами. Авлет задержал взгляд на лице дочери еще на несколько мгновений.

— Ты ведь понимаешь, я не Брюхан, чтобы убивать философов только за то, что они меня раздражают.

— Конечно нет, отец.

Неужели он думает, что приверженность к ученым заставит ее переоценить значимость Диона? Береника — предательница. Клеопатра была первой наследницей отцовского трона.

— Отец, — произнесла она, — вряд ли разумно отрицать истинное положение вещей. Нужно действовать быстро и без сожалений.

— Слова настоящей царицы. — Аммоний преклонил колени перед Клеопатрой. — Могу ли я просить позволения поцеловать твою руку?

Клеопатра протянула руку, позволив Аммонию коснуться мягкими теплыми губами тыльной стороны ее маленькой ладони.

— Царевна наделена способностью безошибочно судить о людях.

Архимед последовал примеру Аммония и поцеловал руку двоюродной сестре. Архимеду было двадцать два года, он был высок, широкоплеч, с изящными загорелыми руками. Клеопатра задрожала, когда его губы прижались к ее коже. Он, должно быть, почувствовал эту дрожь, поскольку пристально посмотрел царевне в глаза, задержал ее ладонь и произнес:

— Что за царевна! Какой женщиной ты станешь!

Она зарделась и понадеялась, что никто этого не заметит, хотя как тут не заметишь? Клеопатра кляла себя за то, что дала волю чувствам в столь напряженное и важное время. В конце концов, она только что обрекла человека на смерть. И от этого чувствовала внутри себя пустоту, словно вся кровь вытекла из ее тела. Ее отец и его люди были глупцами, если искренне полагали, будто Деметрий мог убить кого бы то ни было. Клеопатра была уверена в том, что это Береника убила Теа и Деметрия.

Аммоний снова напомнил собравшимся о спешности их дела.

— Государь, я знаю одного человека. Он не особо хорош, но могуществен. Человек действия. Человек, добивающийся цели. Полагаю, мы можем обратиться к нему с нашими затруднениями. Мне кажется, он сумеет нам помочь.

— Скажи мне, брат, — с интересом спросил царь, — неужели существует хоть один римлянин, способный прийти нам на помощь? Мне показалось, что они безразличны ко всему. Я счастлив был бы открыть свой кошель перед тем, кто не питает страха перед решительными действиями.

Аммоний обвел взглядом комнату.

— Все присутствующие обязаны хранить тайну. Поклянитесь в этом здесь и сейчас своей жизнью и жизнями своих родных! Тот, кто предаст братьев своих в этом деле, будет мертв. Человек, который может спасти нашего царя, презираем в этом доме.

— Вот что я думаю о том муже, которого ты выбрал для меня, евнух.

Береника отступила на шаг в сторону. Три ее женщины бросили к ногам Мелеагра мертвое тело Селевка. Сирийский принц был удушен. Маленькая Арсиноя стояла рядом с рослой сестрой, смеясь небывалому представлению. Потрясенный евнух смотрел на мертвеца. Шея Селевка была багрово-синего цвета, голова безвольно свисала на сторону, безжизненное лицо было искажено гримасой удивления и предсмертной агонии.

— Неужели ты действительно ожидал, что царица Египта возьмет в мужья этого торговца соленой рыбой?

— Вы были знакомы всего три дня. Почему ты считаешь, будто вправе убить любого, кто тебе не нравится?

— Я использую древнее право цариц избирать и далее убивать своих супругов. — Береника усмехнулась, ее улыбка напоминала лучистый полумесяц. — Я помню все твои уроки, Мелеагр. Это же ты учил меня, что в давние дни, еще до того, как Тезей сокрушил естественный порядок вещей, греческие царицы избирали себе нового царя каждый год, принося старого в жертву богине ради плодородия почвы. Я просто принесла его в жертву немного раньше.

Малышка Арсиноя смотрела на евнуха с такой же лучистой улыбкой. Ее радостное личико было не менее красивым, нежели лицо Береники, и эта радость страшила Мелеагра куда сильнее, чем свирепое ликование старшей сестры.

— То всего лишь древние мифы, повелительница, — ответил он, стараясь отвести взгляд от мертвых глаз Селевка, повергавших его в дрожь. — Нельзя их претворять в жизнь буквально.

— Значит, ты должен был более ясно поведать об этом во время своих уроков, — торжествующе возразила Береника. — Избавься, пожалуйста, от трупа, — продолжала она. — И никогда не забывай, что я сама устанавливаю правила. Я уже выбрала себе мужа. Это Архелай из Понта, которого я встретила во время последнего визита в ту страну. Он отважен, командует большой армией и красив настолько, что равных ему нет.