Карин Эссекс - Клеопатра

Это лишь одна из версий путешествия Ра во тьму ради возрождения света, сказал дипломат. В другой утверждается, будто каждую ночь бог сражается с гигантским змеем Апопом, чудовищем Хаоса, чтобы на земле постоянно царил мирный порядок чередования дня и ночи.

— Понятно, — отозвалась Клеопатра, позволяя подробностям этой истории проскользнуть мимо нее вместе с горячим, обжигающим потоком воздуха, который овевал ее лицо и шею, но не приносил облегчения. — А при чем тут процессия в честь Бухиса?

— Бухис представляет Великого Отца, Ра. Царица поедет вместе с быком в Священной Ладье Ра.

— А такая вещь существует?

— О да, она находится в храме Осириса в Карнаке, в том самом, который недавно был восстановлен на щедрые пожертвования твоего отца.

— Значит, меня там хорошо примут? — с надеждой спросила Клеопатра.

— Я бы этого не сказал, — поколебавшись, ответил грек и приподнял редкие брови. — Они могут отнестись к тебе не очень тепло. Они мало кого встречают хорошо. Но они, конечно же, не причинят тебе вреда.

Он поднялся, чтобы уйти в свою каюту, сославшись на то, что еще не приспособился к пустынной жаре и слишком избалован мягким климатом приморского города.

— К тому же, госпожа, — добавил он, — я уже немолод.

Она смотрела, как он уходит прочь, оставляя ее наедине с тайными страхами и безжалостной египетской жарой.

— Осирис!

Гребец выкрикнул имя бога, когда они приблизились к священному обиталищу Осириса в Карнаке, и Клеопатра стряхнула с себя сон и проверила, не перекосился ли парик. Встав на ноги, она ощутила головокружение, вызванное короткой дремотой, и, чтобы не упасть, схватилась за кресло. Серый советник присоединился к ней на палубе, и Клеопатра понадеялась, что она не потеряет сознание и не рухнет на его слабые руки.

На восточном берегу реки она увидела храм — он был больше, чем любой египетский монумент, который ей когда-либо приходилось лицезреть. Окруженная высокими каменными стенами, его территория не ограничивалась местом поклонения богу, но включала также и участки, отведенные для прочих служб. Вершины колоссальных колонн и плоские крыши зданий храмового комплекса поднимались высоко над гребнем стены. Поблизости размещались лавки. Местные ремесленники сидели там за ткацкими станками; там варили пиво и производили прочие вещи, которые потом продавались жрецами в храме. В конце вытянутого внутреннего двора, раскинувшегося перед главным входом, блестел прямоугольный пруд, в священных водах которого, как поведал советник, жрец омывался трижды в день, чтобы очиститься перед тем, как войти во внутреннее святилище Амона. Из центральной части храма вздымались четыре обелиска, гранитные фаллосы, вонзающиеся в спокойное синее небо, точно четверка нетерпеливых любовников. Дипломат объяснил, что эти обелиски были установлены в храме фараонами былых времен, и самый высокий соорудил фараон по имени Хатшепсут, со дня смерти которого миновало уже, вероятно, более тысячи лет.

— Верх обелиска некогда был выложен золотом, дабы притягивать лучи Ра, — говорил грек.

«Конечно», — подумала Клеопатра, воображая, каким головокружительным было это зрелище, каким ослепительным — этот блеск, невыносимый для смертных глаз, внушающий почтение и немалый страх.

— Кем был этот царь Хатшепсут? — спросила она.

— Египтяне говорят, что это была женщина, которая одевалась как мужчина и правила царством, — ответил советник. — Но ты же знаешь, насколько они склонны к преувеличениям. Несомненно, Хатшепсут был мужчиной. Ты увидишь его изображение на стенах храма — там он обнажен и еще молод. У него имеются борода и фаллос. Если он и был женщиной, то весьма странной женщиной. Он построил погребальный храм вон там. — Грек указал на западный берег реки, где поднимались к небу мрачные, иссушенные фиванские горы. — Он называется Джезер-Джезеру, что означает «Самая святая из святынь». Когда-то это был величественный памятник могуществу Хатшепсута, но теперь его поглотили ужасные пески западной пустыни. — Он махнул рукой в сторону крутых безводных склонов. — Там находится огромная долина, где древние фараоны возводили себе гробницы и где они погребены вместе со своими сокровищами. Теперь все пропало, сокровища похищены грабителями, а могилы украдены Сетом, египетским богом пустыни. Только представь, госпожа, в те дни в Фивах жил миллион человек. Тогда этот город назывался Уасет. Мы, греки, назвали его Фивами. И теперь в нем и вокруг него не насчитывается даже восьмидесяти тысяч жителей.

Клеопатра вновь обратила взор на восточный берег. Несмотря на великолепие храма, берег был загроможден каменными обломками. Здания разрушались, а новые постройки возводились прямо рядом с грудами неубранных руин. Цивилизация на закате, подумала Клеопатра. Некогда великая, некогда пребывавшая на вершине могущества культура, самая крупная и отважная в мире нация, и большинство этого теперь лежит во прахе. Однако Фиванская область до сих пор сохранила свое политическое влияние и способна причинить немало неприятностей. Во времена царствования деда Клеопатры фиванцы подняли восстание, из-за которого были разрушены многие дома в городе. Люди и природа более тысячи лет старались стереть Фивы с лица земли, и все же город еще стоял, пусть шатко, словно старик, у которого на склоне лет осталась одна только радость — доставлять хлопоты молодым. Как величественны эти древние египетские монументы! Клеопатра размышляла о том, насколько же египтяне былых времен, столетия назад воздвигнувшие такие грандиозные храмы, отличаются от ленивого, озлобленного городского населения, управляемого греческими монархами.

Но хотя греки и господствовали в этой стране, она еще не целиком покорилась им. Эллины полагали, что принесли в завоеванные страны свою культуру, но Египет все еще оставался — и здесь это было хорошо заметно — Страной-Матерью, сохранившейся даже много столетий спустя после того, как Александр провозгласил себя ее царем. Неожиданно Клеопатра испугалась: вдруг Гефестион просчитался? А что, если египтяне осмеют ее за то, что она облачилась в одежды их богини и осмелилась присутствовать на их самом священном обряде? Она — последняя и самая юная из ненавистных греческих захватчиков. Возможно ли, что Гефестион состоит в сговоре с Потинием? Неужели ее послали во враждебные земли лишь затем, чтобы принести в жертву? Клеопатра гадала, не был ли серый советник, стоящий рядом с нею, на самом деле ее врагом? Она внимательно посмотрела на него, ища улики, свидетельствующие о его предательстве, но когда поймала его на том, что он пытается подавить зевок, то несколько успокоилась.