Василий Седугин - Владимир Мономах

Далее на их пути вставала главная башня с окованными железными листами дубовыми воротами. Преодолев их, противник попадал на маленький дворик. Следующие ворота с двумя башнями, стоящими по бокам стены, пройти тоже было непросто. В глубине двора возвышалось самое высокое здание замка – башня (вежа). Это отдельно стоящее, не связанное с крепостными стенами сооружение, могло служить последним прибежищем защитников.

За башней располагался большой княжеский дворец. Он был двухъярусным с тремя высокими теремами. Нижний ярус был разделен на множество мелких помещений; здесь находились печи, хранились запасы, жила челядь. На втором ярусе имелось большое помещение – «сени» или «гридница» для пиров и большая княжеская палата, украшенная майоликовыми щитами и рогами оленей и туров. В замке была также небольшая церковь.

Замок был снабжен множеством клетей-кладовых и складов для продуктов, бочек с вином и медом, были вырыты колодцы для хранения зерна и получения воды. В нем 200–300 защитникам можно было просидеть только на своих припасах более года. Судя по летописям, в ХI–XII веках осада никогда не велась долее шести недель. Следовательно, любечский замок Мономаха был обеспечен всем с избытком.

Князья вели себя смирно, поэтому и соседи не решались трогать рубежи Руси. Только в 1080 году восстали переяславские торки. Долгие годы они жили в мире и согласии с Киевом, стерегли русские границы, помогали в войнах с половцами. Но вновь назначенный на правление в Переяславское княжество Ростислав повел себя с ними грубо и надменно, перестал платить уложенную за охрану границы дань. И тогда они заратились. Пришли в движение все торкские станы и двинулись на Киев.

Великий князь тотчас послал гонца в Чернигов к Мономаху. Тот не стал медлить, не стал собирать большие силы, а кинул на торков свою дружину. Он воспользовался тем, что противник разбросал свои отряды от Переяславля до Киева, и начал бить их по частям. Скоро торки запросили милости и пощады и вновь вернулись к прежней пограничной службе.

Потом отец бросил его против вятичей. Славянское племя, проживавшее в междуречье Волги и Оки и верховьях Дона, когда-то имело свою государственность. Из поколения в поколение передавалось среди них предание о княжестве Вантит со столицей Корьдно на правом берегу Оки, и свободолюбивый народ не хотел подчиняться Киеву. Вятичи воевали с князем Святославом и Владимиром Святым, а теперь вновь отказались служить Всеволоду. Тогда великий князь бросил против них войско Мономаха.

Первые два похода закончились ничем. Дружина прошла сквозь леса, так и не встретив неприятеля. Лишь во время третьего похода князь настиг и разгромил вятичского племенного вождя Ходоту, но тот сумел скрыться.

Ко второй зиме князь готовился по-иному. Прежде всего он заслал своих лазутчиков в вятичские поселения, занял основные из них и завез туда всякого припаса. И когда ударили морозы, Ходота вынужден был пойти отогреваться по избам и землянкам. Мономах настиг его в одной из зимовок. Дружинники вырубили всех, кто попался в этом сражении.

Не так часто приходилось видеться с Гитой. Она родила ему еще двух сыновей – Святослава и Романа. Встречи их больше напоминали свидания двух друзей. Мономах оценил ум и выдержку супруги. Ни жалоб, ни упреков. Только душевность и стремление помочь советами или добрым участием. Он никогда не задавал себе вопроса, любит ли ее. Он свыкся с ней, она стала необходимостью в его неспокойной и наполненной постоянными опасностями жизни.

Как-то, будучи в гостях у своего отца, на улице встретил Белославу. Будто кто-то бросил ему в лицо горсть жара, так запылали щеки, перехватило дыхание. У Белославы тоже неестественно заблестели глаза. Они долго смотрели друг другу в глаза, пытясь справиться с волнением. Наконец она спросила:

– Надолго прибыл в стольный град?

Он проглотил комок в горле, ответил хриплым голосом:

– Нет. Дел много. Снова в поход иду.

– Как ты живешь? Все ли ладно в семье?

– Да. Трое сыновей народилось. А ты как?

– Замуж вышла за боярина Могуту. Только…

– Что – только?

Она пожала плечами, ответила уклончиво:

– Нашла я для себя увлекательное дело. Ходят ко мне в терем девочки из окружающих домов. Обучаю я их писанию, ремеслам, пению и иным полезным им занятиям. Наведывается монах Василий из Печерского монастыря, обучает девочек ритории и врачебной хитрости. Ни с чем не сравнима любовь и привязанность детей, тем и живу…

Не мог Мономах, вернувшись в Чернигов, в тот день появиться перед Гитой, а сразу с дороги отправился в леса, где и пропадал неделю. Любил он охоту и риск, связанный с поединками с дикими зверями. С гордостью писал впоследствии в своих воспоминаниях: «А вот что я в Чернигове делал: своими руками вязал я в пущах десять и двадцать живых коней, а кроме того разъезжал по равнине, ловил своими руками тех же диких коней. Два тура метали меня рогами вместе с конем, олень меня один бодал, а из двух лосей один ногами топтал, другой рогами бодал. Вепрь у меня с бедра меч сорвал, медведь мне у колена потник укусил, лютый зверь вскочил ко мне на бедра и коня со мной поверг, и Бог соблюл меня невредимым. И с коня много падал, голову себе дважды разбивал, и руки и ноги свои повреждал – в юности своей повреждал, не дорожа жизнью своею, не щадя головы своей».

После поражения у села Нежатина Нива Олег с телохранителями и остатками войск бежал на юг. По пути встречались отдельные половецкие кочевья, потом отряды каких-то кавказских народов, то ли ясов, то ли касогов, но он не останавливался, мчал и мчал вдоль берега Азовского моря. Возле реки Кубань повернул на запад, и привольные, с высокими травами степи сменились песчаниками с иссушенной солнцем травой; то слева, то справа появлялись порой небольшие заливчики с соленой водой: местность низменная, унылая, с солончаками, и так до самой Тмутаракани.

Мысли его часто возвращались к Мономаху. Он понимал, что своими поступками он разорвал отношения с ним. Но это было неизбежно, рано или поздно должно было произойти, успокаивал он себя. Слишком они разные люди. Он, Олег, открыт людям, всегда прям и откровенен, а Мономах старается остаться в тени, таится и приспосабливается. Он сумел влезть в доверие к его отцу, и тот поставил его во главе войска во время похода в Чехию. А как Мономах поступил, когда Всеволод стал великим князем? Они вместе подмяли под себя пол-Руси, а его, Олега, засунули куда-то в леса к полудикому племени мурома!

В душе Олег сознавал, что скорее всего Всеволод даже не советовался с Мономахом, распределяя между князьями столы. Он все решал единолично. Но ему тешило душу винить Мономаха во всех грехах. Это оправдывало его в собственных поступках, поднимало надо всеми, а особенно над Мономахом, и он все более и более бередил себя такими мыслями.