Старые годы. Русские исторические повести и рассказы первой половины XIX века

Лишь только Михайлов услышал эти слова, как вскочил с своего места и побежал к себе домой за хирургическими инструментами, а потом, не медля ни минуты, отправился к несчастному Гаардену.

Старый плотник был опасно ранен. Жена его рыдала, а дети, Фриц и Анна, стояли на коленях и целовали руки отца.

При виде Михайлова раздался крик радости, надежды.

Осмотрев раны больного и найдя их опасными, но не отчаянными, Михайлов успокоил Марту, опытною, привычною рукою смыл кровь с ран и, еще раз осмотрев их, смочил холодной водою и стал перевязывать. Потом он пробыл еще несколько времени у кровати больного, предупредил Марту, что, может быть, к ночи у него будет бред и чтобы она не пугалась, и наконец удалился.

В тот вечер Михайлов лег спать с особенно сладостным, приятным чувством человека, исполнившего долг, предписанный каждому в отношении к ближнему.

На другой день он отправился рано утром к больному и узнал, что несчастный провел беспокойную ночь и беспрестанно бредил. Теперь же он был в совершенном изнеможении, и Марта опасалась за жизнь его. Михайлов, точно опытный врач, пощупал пульс больного, переменил перевязки, приложил к ранам прохладительные, успокоительные примочки и опять утешил отчаявшуюся Марту. Фриц и Анна внимательно вслушивались в каждое слово утешителя и смотрели на него со слезами детской признательности на глазах.

Когда Михайлов удалился, Фриц вышел за ним на улицу.

– Герр Михайлов, – сказал он, – позвольте мне привести сюда Вильгельма. Он вчера целый вечер ходил около дома, но не смел войти.

– Пока твой отец еще без памяти, Вильгельм мржет сидеть у кровати его, – отвечал Михайлов. – Когда он станет приходить в себя, то Вильгельм не должен показываться: вид его может раздражить больного и усилить болезнь. Скажи это своему брату.

– Вот он и сам! – сказал Фриц, увидев вдали поспешно приближавшегося молодого человека. – Итак, вы позволяете ему посидеть возле кровати папеньки?

– Да, да! Но ты знаешь, на каком условии?

– Знаю, знаю! – отвечал мальчик и поспешно побежал навстречу своему старшему брату.

ГЛАВА X

ГОЛЛАНДЕЦ И ФРАНЦУЗ

С некоторого времени к Михайлову часто, стали ходить по вечерам незнакомые люди, закутанные в плащи, с которыми молодой плотник долго беседовал.

Некоторые из товарищей заметили этих людей, но не обратили на них особенного внимания, полагая, что они приходили к Михайлову как к посреднику между ними и корабельным мастером Блундвиком для покупки нового корабля.

Однажды вечером, когда Михайлов был у своего больного товарища, к дому русского плотника приближались с двух разных сторон два человека. Один из них был в плаще черного цвета и шел осторожно, как бы справляясь с местностью и отыскивая дом, указанный ему прежде. Другой шел скоро, и в нем, несмотря на наступившие сумерки, нетрудно было узнать нашего знакомца Польдерса.

Польдерс был не только глуп, но и зол. Слова, неосторожно сказанные Фрицем, возбудили в нем подозрение, и с тех пор он выжидал удобного случая, чтобы подкараулить русского плотника, к которому приходили в гости господа в мундирах и с орденами. Несколько вечеров сряду Польдерс долго просиживал возле хижины Михайлова, но никто не приходил.

Наконец в этот вечер в окнах не было даже огня. Польдерс подошел к хижине прежде незнакомца, приближавшегося с другой стороны, заглянул в окно и, не видя никого, подошел к двери. Едва только прикоснулся он к щеколде, как дверь отворилась. Сильно забилось сердце Польдерса, но любопытство было сильнее страха, а потому он решился войти в хижину и овладеть одною из тех бумаг, за которыми, как он видел, Михайлов просиживал вечера. Глупец надеялся, что эта бумага откроет ему какую-нибудь важную тайну.

Польдерс тихо отворил дверь и вошел. Но вдруг у него подкосились ноги, потому что он услышал приближающиеся шаги. Он задрожал, отступил назад, захлопнул за собою дверь и хотел уже бежать, как встретился вдруг носом к носу с незнакомым ему человеком.

Это был тот самый, который приближался с другой стороны. Польдерс и незнакомец молча смотрели друг на друга. Наконец последний заговорил ломаным голландским языком:

– Если я не ошибаюсь, – сказал он, – то это должен быть дом русского корабельного плотника?

– Точно так, – отвечал Польдерс и хотел удалиться, но незнакомец удержал его.

– Извините, – сказал он таинственно, – но мне нужно поговорить с вами... по секрету...

Последнее слово возбудило внимание Польдерса, и он навострил уши.

– Вы, вероятно, хозяин этого дома?

Польдерс поколебался несколько секунд, но наконец надежда узнать секрет придала ему смелости, и он отвечал решительно:

– Да-да, я хозяин.

– А я путешественник, – сказал незнакомец, – позвольте же мне войти к вам в дом и отдохнуть.

Последняя просьба не очень понравилась Польдерсу, но злобное любопытство внушило ему хитрость.

– Извините, – сказал он, – но я назначил одному из своих товарищей свидание в корчме; не угодно ли вам пожаловать туда со мною? Там мы отдохнем.

– Извольте, я готов следовать за вами, – отвечал незнакомец, и оба отправились в корчму.

У входа в нее они простояли довольно долго, кланяясь друг другу. Польдерс уступал дорогу незнакомцу, а незнакомец ни за что не хотел идти вперед. Спор кончился тем, что оба вошли вместе и направились в отдаленный угол комнаты, где никто не мог слышать разговора их.

Незнакомец велел подать две кружки пива и потом, пристально посмотрев на Польдерса, сказал:

– Мосье Михайлов, в Голландии строят славные корабли.

– Отличные, особенно в Саардаме, – отвечал Польдерс, хлебнув порядочный глоток пива.

– Именно отличные, мосье Михайлов, – подтвердил незнакомец. – И если бы у вас в России были такие корабли, то при множестве вашего народонаселения вы могли бы совершить чудеса.

– Да, – отвечал Польдерс, несколько смутившись и опасаясь, чтобы незнакомец не заговорил с ним о предметах, о которых он не имел никакого понятия.

– У нас во Франции... – начал опять незнакомец.

– А! Вы француз! – перебил его Польдерс.

– Точно так, мосье Михайлов.

– Ага!

– Итак, я говорю, что у нас во Франции флот прекрасный, но народу гораздо менее, нежели у вас; притом же мы в таком же положении... Впрочем, мне незачем говорить вам о нашем положении, вы, вероятно, читаете газеты?

– Газеты? Как же, как же! То есть я не то что читаю, а так, знаете...

– Понимаю, понимаю! – отвечал француз, лукаво улыбнувшись. – Вы просматриваете только то, что достойно замечания.

– Именно! Я просматриваю только то, что достойно замечания.

– Скажите же мне, пожалуйста, какого вы мнения о Швеции?

– О Швеции?

– Да, о Швеции!