Леонтий Раковский - Кутузов

— Спокойной ночи, генерал Вильсон! — сказал вслед ему Михаил Илларионович.

Кутузов остался с Лористоном с глазу на глаз.

Старый и молодой дипломаты сидели друг против друга, разделенные лишь неширокой сосновой столешницей.

— Я вас слушаю, генерал, — сказал Кутузов, глядя на Лористона.

— Ваше сиятельство, мой государь хотел бы предложить разменять пленных, — сделал первый, такой невинный на вид, выпад молодой дипломат.

"Вы не имеете точных данных о нашей армии и хотите получить их столь простым способом?" — мысленно перевел на свой язык просьбу Наполеона Кутузов.

— Мы так мало потеряли пленными, что, право же, генерал, игра не стоит свеч! Не стоит говорить о таких пустяках! — легко парировал первый удар противника Кутузов.

— Да, да, конечно. Это маловажный вопрос, — согласился Лористон. — Есть поважнее…

"Ну, какой же?" — подумал Михаил Илларионович.

— Его величество жалуется на варварский образ войны. Ваши крестьяне нападают на наших одиночных солдат. Сами поджигают свои дома и хлеб. Император полагает, что следовало бы унять крестьян.

Кутузов невольно улыбнулся:

— Если бы я и хотел изменить образ мыслей народа, то не смог бы достичь в этом успеха! Русский народ считает эту войну вроде татарского нашествия.

— Я думаю, что между Великой армией и ордами Тамерлана все-таки существует разница! — не выдержав дипломатической бесстрастности, покраснел, задетый за живое, Батист Лористон.

— Может статься, но не в глазах народа, который видит, как горит его древняя столица.

— Нас обвиняют в поджоге Москвы, но вы же знаете, ваша светлость: жечь города не в характере французов! Москву подожгли сами жители.

— Жители виноваты в очень немногих пожарах. Эти пожары легко было потушить. Вы же разрушаете Москву планомерно: определяете день, когда должна гореть та или иная часть города. Вы разбиваете пушками дома, которые слишком крепки. Я имею обо всем подробнейшие сведения, — сказал Кутузов, барабаня пальцами по столешнице.

Выпад Лористона обернулся против него самого: теперь ему приходилось защищаться.

— Ваша светлость лучше меня знаете, что всякая война — жестока. Но неужели эта необычайная, неслыханная война должна продолжаться вечно? Император, мой повелитель, имеет искреннее желание покончить раздор между двумя великими и великодушными народами, — с пафосом сказал Лористон.

Дело дошло до дипломатического красноречия. В словах Лористона все было ложью, за исключением одного: Наполеону действительно нужен был мир!

— При отправлении меня к армии слово "мир" не было упомянуто государем ни разу! Я буду проклят потомством, если заключу какое бы то ни было соглашение — таково настроение русского народа! — легко хлопнул по столу ладонью фельдмаршал.

Лористон секунду помедлил с ответом, а потом вытащил из кармана мундира конверт:

— Ваша светлость, мой повелитель шлет вам письмо.

И он с полупоклоном передал конверт Кутузову.

Фельдмаршал вскрыл конверт, достал из него четвертушку бумаги и, отставив ее подальше от глаз, к самой свече, прочел:

"Посылаю к Вам одного из моих генерал-адъютантов для переговоров с Вами о многих важных предметах. Прошу Вашу светлость верить словам его, особенно когда он станет выражать Вам чувства уважения и особенного внимания, издавна мною к Вам питаемые. Засим молю бога о сохранении Вас под своим священным кровом.

Н а п о л е о н

Москва, 20 сентября 1812 г."

"Последний козырь! Ничего не говорящая, по-дипломатически льстивая записка! Пыль в глаза!"

— Я бы просил, ваша светлость, разрешить мне поехать в Петербург к императору Александру, — просительно сказал Лористон и посмотрел на Кутузова умоляющими глазами.

"Вот самый гвоздь всего разговора!" — подумал Михаил Илларионович.

— К глубокому моему сожалению, генерал, я не имею права сделать этого. Я доложу обо всем немедленно его величеству и думаю, что результат будет благоприятным.

— А пока последует ответ, мы могли бы заключить перемирие, — вкрадчиво предложил Лористон.

— Простите, генерал, останавливать военные действия мне не разрешено, — ответил Кутузов.

— Сколько же уйдет дней на все это? — раздумывал Лористон. — Ваше сиятельство, когда пошлете рапорт императору?

— Завтра утром с князем Волконским.

— А может быть, лучше послать простого фельдъегеря — он доедет быстрее?

— Нет!

— Тогда, может быть, ваша светлость, разрешите князю Волконскому проехать через Москву — это будет короче?

Кутузов чуть улыбнулся такой детски наивной хитрости Лористона.

— Зачем же князю Волконскому проезжать через неприятельский лагерь? — ответил Кутузов и встал, показывая, что больше говорить не о чем.

Лористон прощался с Кутузовым так любезно, словно русский фельдмаршал оказал ему громадное одолжение. Но когда французский посол вышел к дрожкам, то в свете фонарей его лицо было невеселым.

Потерпев неудачу в своем желании присутствовать при переговорах Кутузова с Лористоном, взбешенный Вильсон пулей вылетел из избы.

На улице Вильсон громко порицал фельдмаршала, упрекал его в робости, слабости и преклонении перед "Корсиканским выскочкой", кричал, что Кутузову пора на покой, повторял слова Ростопчина, который называл Кутузова "старой бабой".

Но возмущение Вильсона было понятно только двум принцам, шедшим вместе, — Вильсон говорил на английском языке.

Вернувшись к себе, герцог Вюртембергский пригласил их поужинать. Сэр Роберт не мог есть спокойно: он то и дело вскакивал из-за стола, выбегал на улицу и смотрел на окна избы, где сидели Кутузов и Лористон.

Они все так же спокойно разговаривали за столом.

Вильсон клокотал от злости. Он представлял, какое письмо напишет об этом свидании сегодня же английскому послу в Петербурге лорду Каткарту и императору Александру I.

Принцы поужинали, кое-как поужинал и Вильсон, а беседа Кутузова с Лористоном все продолжалась. Вильсон видел, как фельдмаршал читал какое-то письмо, которое вручил ему Лористон. Англичанин приходил в совершенную ярость: Кутузов читает, а он, Роберт Вильсон, не знает, что там написано. Он рисовал перед молодыми принцами страшную картину предательства Кутузова и настаивал на том, что их священный долг — тотчас же после отъезда французского генерала пойти к Кутузову и потребовать от него полного отчета.

Так и сделали.

Едва лишь коляска с Лористоном скрылась в ночной темноте, как Вильсон побежал к Кутузову.

Михаил Илларионович диктовал Кайсарову письмо к царю, которое завтра чем свет должен был везти князь Волконский.

Кутузов правильно понял это позднее посещение его принцами и английским генералом. Он спокойно, с милой улыбкой на этот раз попросил их сесть и выслушать все то, о чем он говорил с Лористоном и что сейчас диктовал Кайсарову.