Леонтий Раковский - Кутузов

Коновницын вышел из избы, а главнокомандующий уселся поудобнее и приготовился слушать партизанские повести. Он только что выслушал донесения, присланные генералами, полковниками, командирами летучих военных партий, а теперь настал черед послушать представителей народных отрядов, которыми командовали крестьяне, мещане, ремесленники, купцы, духовные, отставные военные и солдаты, попавшие в плен, как драгун Четвертаков и гусар Потапов, но потом бежавшие из вражеской неволи.

Коновницын ввел в избу сорокалетнего крестьянина в коротком дубленом полушубке и крепких сапогах. Крестьянин, не робея, вошел к главнокомандующему, степенно поклонился ему и спокойно стоял, ожидая вопросов.

"Одет хорошо. Очевидно, кто-либо из дворового начальства. Потому и не смущается! Привык приходить к барину для докладов", — подумал Михаил Илларионович и спросил:

— В старостах ходил?

— Изволили угадать, ваше сиятельство, был бурмистром в имении Веселое Полозовых.

— Как звать?

— Макаров Галактион.

— Как, как? Галактион? — удивленно переспросил главнокомандующий, наклоняясь вперед.

— Точно так, Галактион.

— Ишь какое мудреное имя тебе поп нарек! Почему?

— Наш барин любил выдумывать, чтоб посмешнее, чтоб мужик не мог выговорить, а другие б смеялись… Мое имя — что? В нашей деревне есть бондарь, ему при рождении барин дал имя Индис, вроде индюк, а другого зовут Арапион, вроде как собачья кличка — Арапка…

Главнокомандующий молча покачал головой. Спросил:

— Ну, как же вы воюете в Гжатской округе?

— Стараемся, ваше сиятельство. Помним, что вы сказывали: чтоб французу — ни пройти, ни проехать. Мы за большаком так и следим в оба глаза. Намедни снова разбили евоный обоз.

— А с летучими военными отрядами держите связь?

— Как же, держим. С полковником Давыдовым.

— Держите, обязательно держите! Ваш командир Потапов-Самусь простой солдат, а Давыдов — полковник. И оба командуют отрядами. Ладят они между собой? — спросил, улыбаясь, Кутузов.

— Ладят, ваше сиятельство! Полковник лихой, но простой — русская душа!

— Впрочем, по численности ваш отряд не уступит давыдовскому. Сколько у вас в отряде человек?

— Поболе полутора тысяч.

— Петр Петрович, а сколько людей у Четвертакова? — обратился к Коновницыну Кутузов.

— За три тысячи перевалило, Михаил Илларионович.

— Вот слышишь, Галактион! Передай Самусю, что ему, гусару, негоже отставать от драгуна!

— Слушаюсь, батюшка!

— Передай всем мужикам: держать врага в страхе! Чтоб ему ни днем ни ночью не было покоя! Чтоб чувствовал, что не гостем пришел в наш дом, а разбойником, грабителем! Помогайте полковнику Давыдову расправляться с врагом. Других заданий пока не будет. Поезжай домой — путь у тебя неблизкий!

— Не сумлевайтесь, ваше сиятельство. Будем истреблять врага! Счастливо оставаться! — кланяясь, ответил Галактион и вышел.

Коновницын пошел вслед на ним.

"Весь народ встал на защиту родины — русские, белорусы, украинцы… Башкиры и калмыки прислали свои полки", — думал Кутузов, глядя на разостланную перед ним карту.

Вместе с Коновницыным в избу вошел небольшой, невзрачного вида человек.

— Это из Серпуховского отряда, — доложил Коновницын.

— Ну что у вас новенького, рассказывай! — обратился к вошедшему Михаил Илларионович.

— Третьеводни ребятишки нам сказали, что французы идут на Хотунь. Мы переправились вброд через Лопасню, вышли им в тыл и ударили. Одиннадцать убили да тридцать шесть взяли в плен. Шесть повозок с лошадьми взяли.

— Ну что ж, молодцы, серпуховцы! — похвалил главнокомандующий. — Но не глядите, что осень идет. Не отлеживайтесь на печи!

— Что вы, батюшка, что вы! — замахал руками партизан. В одной руке он держал треух, из которого торчали рыжие клочья ваты.

— Неужто треух пулей прошибло? — спросил Кутузов.

— Пулей, — ответил партизан, повертывая треух во все стороны, будто видел его впервые. — Ежели б на палец пониже, то — каюк…

Коновницын записывал в тетрадку количество убитых и пленных французов. Главнокомандующий молчал, глядя на партизана. А тот стоял, переминаясь с ноги на ногу. Чувствовалось, что человек хочет что-то сказать, но не решается.

— Ну что еще, говори! — подбодрил его Михаил Илларионович.

— Не знаю, как лучше сказать, — почесал затылок партизан. — Барин наш, что в Покровском, Андрей Николаич Ключарев, с французами заодно… У него в имении ихние кавалеристы стояли… Из дворни двое ребят хотели пристать к нам в отряд, так он узнал и грозил им всячески, говорил: не ходите, а то французы узнают, имение сожгут…

— Ах, так! — нахмурился Кутузов. — Запиши, Петр Петрович. Мы господину Ключареву это припомним!

— Спасибо, ваше сиятельство, спасибо! — поблагодарил крестьянин и заторопился к выходу.

— А какие это вон молодицы в лапоточках, откуда? — спросил Михаил Илларионович, глядя в окно.

— Из Бронниц. Привели пленных.

— Вишь они! Одна даже с карабином. А ну-ка попроси их сюда. Побеседуем с партизанками, — сказал Кутузов.

Коновницын вызвал в избу бронницких молодок. Одна — постарше — держала в руках французский карабин, а вторая — помоложе, курносая — простые русские вилы-тройчатки. Та, что помоложе, войдя в избу, смутилась — не знала, куда девать вилы…

— Не робейте, бабоньки! А ты, голубушка, не соромься, что у тебя вилы, ведь это твое оружие, не так ли? — приветливо встретил партизанок Кутузов.

Молодая партизанка только кивнула утвердительно головой, но еще сильнее покраснела от смущения. Ее подружка волновалась тоже, но смело смотрела на главнокомандующего.

— Так вы, значит, привели пленных?

— Да.

— Одни вели?

— Нет. С нами шли два старика.

— А пленных много?

— Семь душ.

— И вы не боялись, что в дороге они вас одолеют?

Та, что была помоложе, взглянула на подругу и чуть улыбнулась. А вторая серьезно и уверенно ответила Кутузову:

— Нисколечко. Ведь они безоружные. Да мы и с вооруженными справляемся. Вот у нас на прошлой неделе две сестры укокошили немца-миродера.

— Как же так? — полюбопытствовал Михаил Илларионович.

— Пришел к ним в избу миродер, стал приставать к матери — давай деньги. В сундук полез, на мать тесаком замахнулся. Так Дуня и Фрося схватили топор да вот эдакие вилы и прикончили вора! Он, окаянный, успел-таки их тесаком поранить! Дуне рассек руку выше локтя, а Фросю ударил по голове. Дуня — рукодельница — плакала, боялась, что рука отымется, а младшая, Фрося, — хоть бы что. Кровь у нее с головы так и льется, а она только сжала губы, и все…

— Молодцы! — восхищенно сказал главнокомандующий. — Ишь какие у нас на Руси геройские девушки! Петр Петрович, дай-ка — вон на подоконнике лежит — медовую коврижку. Давеча мне купцы из Калуги прислали. Попотчуем-ка наших дорогих гостей!