Леонтий Раковский - Кутузов

От Малоярославца скакали к нему с донесениями гонцы. Солдаты услыхали: француз раньше Дохтурова поспел в Малоярославец. Бьются отчаянно, городишко уже три раза переходил из рук в руки.

По дороге из Малоярославца тянулись редкие госпитальные фуры с ранеными. Как всегда, раненым небо казалось с овчинку:

— Валом валят. Тальянцы…

— Не перебить окаянных.

Здоровые уверенно и бодро отвечали им:

— Ну да ничего! Мы их попотчуем!

Дохтуров, принявший на свои плечи удар всей армии Наполеона, просил сикурсу. Он бился с шести утра, уже больше восьми часов.

Михаил Илларионович сидел на скамеечке, думал: "Вот если бы послушался "умников" и погнался бы тогда за Мюратом у Чернишни, Наполеон успел бы проскочить мимо нас к Калуге по этой новой Калужской дороге. А так — близок локоть, да не укусишь, ваше величество!"

"Умники" были у Малоярославца: Ермолов, рыжий англичанин Вильсон. При Кутузове, как бельмо в глазу, торчал все еще обиженный за Чернишню спесивый Беннигсен.

Ермолов прислал адъютанта, просил подкрепления.

"Все они думают одно: как бы завязать генеральное сражение, а следует только не пустить козла в огород! Не пустить Наполеона в Калугу!"

Михаил Илларионович подозвал Коновницына — он не интриган, он простой солдат, увидит, что там надо.

— Петр Петрович, голубчик! Ты знаешь, как я тебя берегу! — сказал ему фельдмаршал. — Я всегда удерживал твою храбрость, просил: не кидайся в огонь, а сегодня прошу: очисти город!

Коновницын взял бывшую свою 3-ю пехотную дивизию и повел туда, где клокотали гранаты, визжали ядра, рушились горевшие дома.

Томительно тянулись минуты. Малоярославец горел. Ветер приносил вместе с выстрелами терпкий запах пожарищ.

Коновницын оттеснил французов к реке Лужа, но французы зацепились за торговые ряды Соборной площади, за Черноострожский монастырь, стоявший на противоположном конце города на обрыве.

Коновницын просил помощи. Кутузов отправил своего второго любимца — Раевского.

Малоярославец в четвертый раз оказался у русских. Собственно говоря, города уже не было: были догорающие дома и груды тел на тесных улицах и огородах.

Опять барабанный бой, крики, лязг штыков, ожесточенная рукопашная схватка, и опять русские отброшены к южной, Калужской заставе.

Но и французы не могут никак пробиться дальше, за Малоярославец. Враги дерутся с одинаковым ожесточением.

Кутузов поднял армию и подошел на версту к городу — он твердо преграждал путь Наполеону.

Пока полки занимали позицию, фельдмаршал без свиты незаметно подъехал к самому Малоярославцу. Не только ядра, но и пули носились роем вокруг него. Одна граната упала в двух шагах от Кутузова. Спокойный конь фельдмаршала испуганно шарахнулся в сторону, но Михаил Илларионович усидел и продолжал осматривать позицию, а потом так же невозмутимо вернулся назад к гвардии, где осталась его коляска. Позиция русских была выгоднее: южная часть города располагалась на возвышенности, и ее трудно было атаковать.

Раевский поддержал Дохтурова, но полки Дохтурова сильно поредели и утомились, пробыв целый день в непрерывном бою. Хочешь не хочешь, а надо их сменить.

Михаил Илларионович послал на смену Дохтурову 2-й корпус Бороздина.

В это время по дороге из Ильинки показались полки Милорадовича.

Никто не ожидал, что он так быстро проделает пятьдесят верст.

Армия встретила Милорадовича дружным "ура".

К Кутузову подскакал красный, потный, но все же щеголеватый (хотя уже без цветных шарфов на шее), сияющий, как именинник, Михаил Андреевич.

— Мой крылатый гений! Ты прилетел к нам, как архангел Михаил! — сказал фельдмаршал Милорадовичу, раскрывая ему свои объятия.

Теперь вся русская армия была в сборе.

Из Малоярославца выходили сильно поредевшие, черные, усталые солдаты 6-й пехотной дивизии. Откуда-то из сожженных вишневых садов городка пришел и сам Дохтуров со своим штабом. Он был по-всегдашнему спокоен, и только глаза глядели устало.

— Мы не пропустили врага, ваше сиятельство, — сказал он, подходя к Кутузову.

— Благодарю тебя, мой дорогой! Ты сегодня утешил меня, старика! — ответил Михаил Илларионович, обнимая Дохтурова. — Пойди отдохни, дружок!.. Нет, провести нас я Наполеону не позволю! — добавил фельдмаршал, поправляя свою белую бескозырку. — Пусть идет назад, как пришел — по старой дороге!

Вечерело. Бой длился уже больше полусуток. Маленький уездный городок восемь раз переходил из рук в руки.

На землю легла теплая ночь. Бой затихал. Выплыла луна.

Михаил Илларионович ходил возле палатки и думал. Генералитет и свита стояли у костра, переговаривались вполголоса, ждали, что предпримет фельдмаршал.

Намерения Наполеона было нетрудно угадать: завтра он будет стараться пробиться к Калуге. Завтра он усилит атаки. Сегодня действовали только итальянцы вице-короля и Даву, а завтра Наполеон бросит все. Ему во что бы то ни стало надо пробиться к Калуге, где сосредоточены все продовольственные и боевые запасы русских.

"А какова же наша позиция? — обдумывал Кутузов. — На ней негде развернуться кавалерии, а кавелерия у нас сильнее обезноженной французской конницы. В тылу русского расположения, в версте, перед селом Нямцевым, лежит овраг. Овраг труден для перехода: его склоны, как назло, чрезвычайно круты. А дальше тянется узкая и длинная плотина. Конечно, нужно подготовить за ночь более удобную позицию".

Михаил Илларионович подошел к костру и сказал Толю:

— Карлуша, пиши диспозицию: армия отходит за село Нямцево. А ты, голубчик, — кивнул он квартирмейстерскому офицеру Кроссару, — поезжай и найди местечко поудобнее. Эта наша позиция и мала и узка!

В толпе генералов произошло движение, словно над их головами брызнула картечь.

Все заговорили, запротестовали.

Возражали на разных языках, хотя по одному и тому же поводу: Беннигсен — на немецком, Вильсон — на английском, Ермолов и Толь — на русском.

— Отступать? Зачем? Куда? Никогда!

— Ваше сиятельство, я напишу диспозицию к завтрему такую: идти вперед, прогнать неприятеля за Лужу и преследовать! — горячо сказал Толь.

Он уже был в волнении, ноздри его раздувались.

— Да, да, только фпериот! — затараторил рыжий Вильсон.

Англичанин смотрел на старого фельдмаршала с удивлением и презрением.

Кутузов спокойно слушал эти нелепые возражения и предложения.

— Господин фельдмаршал, желаю вам успеха для завершения дела, начатого под Эйлау! — бросил Беннигсен.

Кутузов понял тонкую насмешку самовлюбленного хвастуна Беннигсена: мол, при Эйлау я начал бить Наполеона, а тебе остается теперь только докончить.

Кутузов подошел к возбужденному Толю и сказал:

— Видишь, Карлуша, вон опытный генерал, — Михаил Илларионович кивнул на Беннигсена, — говорит, что завтра на меня нападет неприятель. А ты хочешь, чтоб я действовал как заносчивый гусар. Нет, нет, я должен хорошенько приготовиться к встрече! — Фельдмаршал положил руку на плечо Толя и без тени неудовольствия, но твердо приказал: — Поди, милый, и напиши то, что я говорю!