Леонтий Раковский - Кутузов

Император же Александр откровенно презирал "подлый" народ. Он говорил о крестьянах так: "Каждый из них — либо дурак, либо подлец!"

Князь Репнин как-то сказал ему, что вынужден освободить своих крепостных от дорожной повинности из-за неурожая: крестьяне, мол, грызут вместо хлеба одни коренья.

Император Александр ответил на это: "Что грызут дома, то могли бы грызть и на дороге!"

Когда Тормасов рассказал о своем лакее, который мечтал о воле, и Тормасов легко наказал лакея за это, Александр I прямо возмутился:

"За столь буйственный и дерзновенный поступок следовало бы наказать наистрожайше и публично!"

Насколько Александр не любил русских, настолько питал пристрастие к иностранцам. Кутузову было неприятно слышать, как Александр притворно жаловался иностранцам, что он окружен одними русскими бездарностями и мерзавцами. Михаилу Илларионовичу казалось, что при болезненном самолюбии Александра и его желании всех и во всем затмевать бездарности вообще должны были бы больше устраивать его.

Особенно старался понравиться Александр I дамам, к которым питал большое влечение с отроческих лет.

В семье, среди своих, Александр вечно брюзжал, был малоразговорчив и неласков. Но стоило ему очутиться среди дам, как он мгновенно преображался.

Он очаровывал дам мягкой, вкрадчивой, многообещающей улыбкой, изысканным обращением и внимательностью. Дамам Александр мог нравиться потому, что лицом он напоминал свою миловидную мать Марию Федоровну.

Все, начиная с бабушки, льстили ему, твердили с детства, что он красавец. Александр возомнил о себе, считал себя неотразимым и не переставал любоваться собой, как Нарцисс.

У его отца был очень плохой вкус. Павел уродливо одевался, не умел обставить свою жизнь. Александр в эстетическом отношении превосходил отца. Он понимал, что могло быть ему к лицу, следил за своей внешностью, щегольски одевался. Александра сильно удручали глухота и близорукость, а особенно то, что он стал рано лысеть.

Лев Нарышкин смеялся, что Александр лысеет так рано из-за цитерных утех.

Личное отношение Александра к Кутузову было далеко от простого и сердечного отношения к нему Павла. Александр никогда не смотрел Михаилу Илларионовичу в глаза, отводил их в сторону, словно боялся прочесть в этом единственном, но далеко видевшем глазе Кутузова укор отцеубийце. Кутузову казалось, что в холодных голубых глазах двадцатитрехлетнего императора часто вспыхивали недружелюбные, злые огоньки.

Михаил Илларионович говорил в кругу своей семьи:

— Я — калиф на час. Император не любит меня. Он очень злопамятен и мелочен. Не может мне простить, что я был за стрижку солдат, за круглые шляпы. Для него армия, прусские воинские порядки — самое дорогое.

— Ты придирчив, Миша, — говорила Екатерина Ильинишна, которой миловидный женский обожатель Александр Павлович был симпатичен.

— Нет, я прав, — не соглашался Кутузов. — Александр — чистейший византиец: предал отца, теперь понемногу предает бабушку. Так что я ему? В один прекрасный день явлюсь поутру во дворец, а меня и на порог не пустят, как Палена. И отправят, как его, на постоянное житье в поместье. Надо поскорее самому убираться в Горошки!

Особенно почувствовал себя непрочно на губернаторском посту Кутузов весной 1802 года.

В Петербурге участились грабежи и драки на улицах.

Ямская карета, мчавшаяся с Васильевского острова, сшибла на Исаакиевской площади англичанина-негоцианта.

Когда Кутузов на утреннем докладе доложил об этом Александру, император только иронически улыбнулся. На его холеных щеках выступил румянец.

Михаил Илларионович увидел: его императорскому величеству это сообщение не по вкусу. Оно и понятно: карета сшибла ведь не лишь бы кого, а иностранца, англичанина. Если бы это оказался свой, российский купчик, у императора так не испортилось бы настроение.

Михаил Илларионович рассказал обо всем дома.

— Миша, а в самом деле, почему стало так неспокойно у нас на улицах? Вон у Михайловского замка позавчера ограбили и избили какого-то помещика…

— Ничего нет мудреного, Катенька, — ответил Кутузов. — Некому смотреть за порядком — будочников мало.

— А почему их мало?

— Сами обыватели не хотят торчать в будке — кому приятно возиться с пьяницами да буянами. Вместо этой повинности обыватели платят в казну по девять рублей в месяц. А за такую плату стоять день-деньской на часах, да еще зимой, много ли сыщется желающих?

И все эти мелкие неприятности завершила более крупная — побег крепостного парикмахера графа Николая Салтыкова.

Графине Салтыковой, жене бывшего воспитателя Александра Павловича, давно минуло шестьдесят лет, но она все не хотела стариться. У Салтыковой очень рано начала плешиветь голова, и графиня носила парик. Чтобы никто не узнал об этом конфузном изъяне, Салтыкова держала своего дворового куафера, восемнадцатилетнего паренька, в клетке под замком. Клетка стояла в графининой спальне. Парикмахер выпускался из клетки только тогда, когда графине надо было делать прическу. Куда бы ни уезжала Салтыкова, она обязательно брала с собой парикмахера в клетке. Несчастный парень сидел в заточении уже несколько лет. И вот теперь ему наконец как-то удалось бежать.

— Знаешь, Катенька, вчера бежал парикмахер Натальи Владимировны Салтыковой, которого она держала в клетке, — рассказывал жене Михаил Илларионович, приехав со службы домой.

— И что же, его поймали?

— Нет еще.

— Слава богу! А ты, Мишенька, не усердствуй в поимке. Пусть эта старая дура побесится! — горячо сказала Екатерина Ильинишна.

— А зачем мне усердствовать? — усмехнулся Кутузов. — И не подумаю.

Обозленная тем, что парикмахер не найден, а ее позорная тайна открыта (хотя все давно знали о том, что графиня — плешива), Салтыкова пожаловалась на нерасторопность петербургской полиции самому императору. Александр I, привязанный с детства к Салтыковым и сам лысевший основательно, конечно, встал на сторону графини. То, что петербургская полиция не нашла крепостного человека, особенно возмутило императора. Александр никогда не сочувствовал "подлому" народу и считал его всегда и во всем виноватым. На этот раз, говоря с Кутузовым, он не улыбался иронически, а прямо выразил ему свое недовольство.

Кутузов понял: его губернаторская песенка окончательно спета.

На следующий день он заранее прикинулся больным, чтобы дать царю благовидный повод к отставке петербургского военного губернатора.

Михаил Илларионович правильно предугадал дальнейший ход событий. Александр I тотчас же назначил вместо Кутузова военным губернатором Петербурга фельдмаршала Каменского и уехал к войскам в Красное Село: царю было стыдно после этого смотреть в глаза почтенному, заслуженному человеку, которого он обидел ни за что.