Колин Маккалоу - По воле судьбы

Пришли два солдата и сообщили, что галлы яростно пытаются захватить оба лагеря, однако Фабий пока отбивается.

— Ребята, надо пробежать весь путь! — крикнул генерал тем, кто мог его услышать, и сам подал пример.

Еле держась на ногах, римляне прибыли к своим укреплениям и убедились, что Фабий не сдался.

— Хуже всего стрелы, — сказал он, отирая кровь с уха. — Кажется, Верцингеториг теперь больше делает ставку на лучников, а они очень опасны. Я начинаю понимать, что чувствовал бедный Марк Красс.

— Не думаю, что у нас имеется другой выход, кроме отступления, — принял решение Цезарь. — Но есть проблема. Мы не можем повернуться и побежать. Они станут рвать нас, как волки. Нет, сначала мы вступим в бой, припугнем их как следует, а после уйдем.

Появление Виридомара, в очередной раз пришедшего с новостью, что эдуи открыто бунтуют, окончательно убедило Цезаря в правильности принятого решения.

— Они изгнали из Кабиллона трибуна Марка Аристия, отняв все, что принадлежало ему. Он собрал какое-то количество римских граждан, отступил в небольшую крепость и там держался, пока несколько моих людей не передумали и не пришли просить у него прощения. Но много твоих соотечественников погибло, Цезарь, и еды тебе не пришлют.

— Удача меня покинула, — сказал Цезарь, поднявшись к Фабию в малый лагерь. Он пожал плечами, посмотрел на цитадель и вдруг весь напрягся. — Ага!

Фабий мгновенно насторожился. Что значит это «ага»?

— Думаю, я нашел вариант для атаки.

Фабий посмотрел в ту же сторону и нахмурился. Поросшие лесом скалы, прежде усыпанные галлами, были пусты.

— Рискованно! — сказал он.

— А мы их обманем, — откликнулся Цезарь.

Кавалерия была слишком ценна, чтобы жертвовать ею. К тому же эдуи, большей частью ее составлявшие, могли решить, что своя шкура дороже. Досадно, однако у Цезаря под рукой имелись четыреста германцев, не знавших страха и любящих риск. Чтобы увеличить этот отряд, Цезарь придал ему большую группу нестроевых солдат, одетых как всадники и восседающих на вьючных мулах. Все эти конники получили задание наделать как можно больше шума, не особенно приближаясь к позициям неприятеля.

Из Герговии оба лагеря римлян были, конечно, видны, но не слишком отчетливо. Галльские наблюдатели могли лишь отметить там некоторую активность. Кавалеристы скакали туда-сюда, легионы прилежно маршировали, перетекая из большого лагеря в малый.

Но успех предприятия, целью которого было взять штурмом цитадель, зависел, как всегда, от сигнала горна. Каждый вид маневра имел свой специальный короткий сигнал, и войска учились немедленно подчиняться такому звуку. Другую трудность представляли эдуи, которые толпами покидали Литавика и Верцингеторига и которых Цезарь вынужден был использовать вместе с эдуями, лояльными к нему с самого начала. Они должны были образовать правое крыло при атаке. Но на большинстве из них были галльские кольчуги вместо привычных кольчуг эдуев, оставлявших оголенным правое плечо. Одетые для боя и поэтому без своих отличительных красно-сине-полосатых накидок, без типичного открытого правого плеча, эти эдуи были неотличимы от людей Верцингеторига.

Впрочем, сначала все шло хорошо. Восьмой легион первым ринулся в бой. Цезарь возглавил десятый. Три лагеря Верцингеторига пали, и царь нитиобригов Тевтомар, спавший в своей палатке, вынужден был бежать по пояс голый и на раненой лошади.

— Достаточно, — сказал Цезарь стоявшему рядом Квинту Цицерону. — Горнист, труби отход.

Десятый четко услышал сигнал, а потому развернулся и в полном порядке отступил. Но Цезарь не принял во внимание одну вещь — неровный рельеф местности. Металлический звук горна, взмывший над шумом боя, ударил в стены утесов и отразился от них многократным эхом. Легионеры, находившиеся далеко впереди, не могли разобрать, что им сигналят. В результате восьмой легион не отступил, как другие, а продолжил сражение. И тысячи галлов, защищавших дальнюю сторону Герговии, поспешили скинуть со стен передние ряды восьмого легиона.

То, что было началом разгрома, разрослось в тот момент, когда эдуев-перебежчиков на правом фланге приняли за врагов из-за их кольчуг. Легаты, трибуны, сам Цезарь бросились туда с криками, силой растаскивая измученных, остервенелых бойцов. Тит Секстий вывел из малого лагеря когорты тринадцатого, служившего резервом, и постепенно хаос сошел на нет. Легионы ретировались, оставив поле сражения галлам.

Погибли сорок шесть центурионов (в большинстве своем из восьмого легиона) и около семисот рядовых. Цезарь заплакал. Среди погибших центурионов были его друзья Луций Фабий и Марк Петроний. Оба погибли, спасая своих людей.

— Хорошо, но недостаточно хорошо для вас, — сказал он легионерам. — Местность была непригодной для боя, и все вы знали о том. Вы — солдаты Цезаря, а это значит, что от вас требуется не только отвага. О, это замечательно — рваться вперед, не обращая внимания ни на высоту стен вражеской цитадели, ни на предательские изломы ландшафта. Но я посылаю вас в бой не затем, чтобы вы гибли, доказывая всему миру, что моя армия состоит из героев! Мертвые герои бесполезны. Мертвых героев сжигают. Им отдают почести и забывают о них. Доблесть и боевой пыл достойны похвалы, но в жизни солдата это не все. Осмотрительность и самоконтроль в армии Цезаря ценятся ничуть не ниже. Мои солдаты должны уметь думать. Мои солдаты должны иметь холодные головы, какие бы страсти ни гнали их на врага. Ибо ясность мышления выигрывает больше сражений, чем храбрость. Не заставляйте меня горевать! Не давайте Цезарю повода плакать!

Ряды молчали. Цезарь плакал.

Потом он вытер рукой глаза, покачал головой.

— Это была не ваша вина, ребята, и я на вас не сержусь. Просто я огорчен. Я люблю видеть одни и те же лица, когда прохожу мимо колонны, и я не хочу искать эти лица и не находить их. Вы мои ребята. Мне тяжело терять каждого из вас. Лучше проиграть бой. Но вчерашний бой не проигран, как и эта война. Вчера мы чего-то добились. Вчера и Верцингеториг чего-то добился. Мы разгромили его лагеря. Он скинул нас со стен Герговии. Вовсе не особая храбрость галлов внесла хаос в наши ряды. Это сделали горная местность и эхо. Но результат боя не был для меня неожиданным. И он ничего не меняет, кроме того, что многие ушли от нас навсегда. Так что, когда вы будете думать о вчерашнем дне, вините в случившемся эхо. А когда будете думать о завтрашнем дне, помните вчерашний урок.

После этого легионы покинули лагерь и в боевом порядке построились на равнине. Но Верцингеториг отказался спуститься со скал и принять бой. Верные германцы с улюлюканьем, вызывавшим у галлов мурашки, спровоцировали столкновение с вражеской конницей и заслужили похвалу.