Урсула Ле Гуин - Лавиния

Мне больше не нужно звать к себе Урсину, чтобы она сходила со мной в Альбунею. Я давно уже обхожусь без ее помощи. Становясь бессмертным, человек вынужден меняться. Я, например, теперь могу воспользоваться собственными крыльями, чтобы полететь из Лавиниума в Альбунею. И я все чаще и чаще остаюсь там и живу в священном лесу, охотясь по ночам при свете звезд среди деревьев. Моим глазам не требуется много света, чтобы разглядеть добычу: для меня ночь там всегда полна мягкого сияния. А на заре, когда восточный край неба начинает пылать ослепительно-яркими красками, я прячусь в темном дупле старого дуба. Оно мне теперь заменило царский дворец. И для меня не имеет значения, что регия в Лавиниуме превратилась в развалины, в груду глиняных кирпичей. День напролет я сплю в своей темной спаленке неподалеку от вечно укрытых туманом озер с вонючей водой, которые раньше считались священными. Но, как только солнце начинает садиться, я просыпаюсь и прислушиваюсь. Слух у меня по-прежнему хороший. Я способна услышать даже дыхание мышонка в опавшей дубовой листве. А за неумолчным шумом воды в священной пещере мне слышится рев и грохот огромного города, раскинувшегося на много-много миль во все стороны – и на Семи Холмах, и на обоих берегах Тибра, и на полях наших бывших пагов. А еще мне слышится, как по дорогам мира движутся бесконечные колонны страшных боевых машин. Но я остаюсь здесь, в лесу. Бесшумно перелетаю с дерева на дерево на своих мягких крыльях и порой кричу, но уже не человеческим голосом. Теперь голос мой протяжен, негромок и чуть дрожит. «И-ди! – кричу я. – И-ди! И-ди впе-ред!»

И лишь изредка в душе моей вновь пробуждается женщина, и тогда, прислушавшись, я могу услышать тишину и в этой тишине – ее голос.

Сюжет, его развитие и основные образы моего романа основаны на последних шести главах эпической поэмы Вергилия «Энеида».

Довольно долго в Европе и обеих Америках история Энея была известна каждому, кто получал более или менее сносное образование. Его странствия после бегства из поверженной Трои, его любовь к африканской царице Дидоне и посещение им подземного мира мертвых – все это широко известные сюжеты, служившие источником вдохновения для многих поэтов, художников и композиторов, особенно авторов опер. Начиная со Средних веков латынь, так называемый мертвый язык, именно благодаря латинской литературе вдруг ожила и стала оказывать чрезвычайно важное и активное воздействие на жизнь и культуру многих других народов. Теперь, разумеется, это совсем не так. В течение последнего столетия и изучение латыни, и обучение этому языку съежилось до такой степени, что латынью теперь интересуются исключительно в узких научных кругах. Похоже, этот язык и впрямь скоро станет мертвым, умолкнет навсегда, а вместе с ним навсегда умолкнет и голос Вергилия. И страшно жаль, потому что Вергилий – один из величайших поэтов нашего мира.

Его поэзия столь музыкальна, ее красота столь сильно связана со звучанием слова и ритмом речи, что исходно не подлежит переводу. Даже Драйден, даже Фицджеральд [83]не смогли ни уловить, ни передать ее волшебство. Однако страстное желание переводчиков все же создать перевод, максимально приближенный к оригиналу, подавить невозможно. Аналогичное желание побудило и меня на основе отдельных сцен, намеков и знамений, описанных в поэме, создать роман – точнее, некий вариант перевода данного сюжета в иную форму – перевода, разумеется, неполного и больше похожего на заметки на полях, но исходно основанного на попытке оставаться до конца преданным источнику. Пожалуй, в наибольшей степени написанное мною представляет собой попытку выразить глубочайшую признательность великому поэту, совершить в его честь некое почтительное, исполненное любви жертвоприношение.

Кое-кто пробовал «закончить» «Энеиду», оправдывая себя тем, что сам Вергилий считал ее незавершенной (и, поняв, что умирает, попросил ее сжечь), а также тем, что она обрывается как бы внезапно, на той сцене, которая ставит под вопрос и знаменитое милосердие Энея, и даже его героическую победу. А по-моему, поэма заканчивается именно так, как ее и хотел закончить Вергилий. И мой роман – это отнюдь не продолжение истории Энея и не попытка изменить концовку поэмы. Скорее это полный неторопливых раздумий рассказ о тех же событиях, но от лица одного из весьма второстепенных персонажей поэмы – этакий развернутый намек на некие возможные события.

Троянская война произошла, по всей видимости, в XIII веке до н.э. Рим скорее всего был основан в VIII веке до н.э., хотя в течение нескольких веков после этого о нем нет практически никаких упоминаний. То, что Эней, племянник троянского царя Приама, вообще имел какое-то отношение к основанию Рима, – чистейшей воды легенда, в значительной степени созданная самим Вергилием.

Однако Вергилий, как полагал, например, Данте, мог служить и вполне надежным источником. Вот я и доверилась этому источнику, последовав в созданный поэтом бронзовый век. И Вергилий ни разу не позволил мне сбиться с пути.

Порой, правда, он ставил меня в тупик. Он-то хорошо знал Лаций (местность, расположенную к юго-западу от Рима), а я нет, к тому же его представления о географии были, мягко говоря, не совсем точны, или же он нарочно морочил голову своим читателям. Лавиниум, ныне Пратика ди Маре, действительно находился там, куда его поместил Вергилий; но сперва мне казалось, что я только зря трачу время, пытаясь определить, где же находились Лаврент или Альбунея со своей священной рощей и сернистыми источниками, которые не имеют никакого отношения к тем сернистым источникам, что бьют из земли близ Тибура, ныне Тиволи, хотя это место Гораций и другие авторы тоже называли Альбунеей. А уж местонахождение реки Нумикус определить оказалось и вовсе невозможно, как и нынешнее ее название. Но я, будучи писательницей, испытывала неловкость от того, что не знала, далеко ли идти пешком от Лаврента до устья Тибра и сколько времени потребуется, чтобы доехать на запряженной мулом повозке из Лавиниума в Альба Лонгу. Мой друг геомант [84]Джордж Херш, погрузившись в Интернет, отыскал-таки современную карту, которая была так нужна мне для определения местоположения городов и расстояний между ними: Lazio (Лаций) мы обнаружили на крупномасштабной карте в справочнике «Grande Carte Stradale d’Italia» («Большой справочник автомобильных дорог Италии»), и Альбунея Вергилия помещена там близ Кроче ди Сольферато, что вполне соответствует и местоположению Лаврента. Там же под названием Рио Торто я отыскала и ту реку, которая, должно быть, некогда именовалась Нумикусом… Больше всего меня трогает то, что все эти легендарные места я сумела найти в справочнике основных автомобильных дорог Италии, изданной Итальянским туристическим клубом. И в этом справочнике на карте Лация они представляются вполне реальными, как и в поэме Вергилия.