Колин Маккалоу - Первый человек в Риме. Том 1

– Ого! – вскричал Атлас и полез за монетами. Пока он ползал по полу, Сулла развернул бумажку и высыпал из нее белый порошок в кубок. Размешать снадобье ему пришлось пальцем.

– Будь же здоров, – сказал Сулла, когда Геркулес вернулся за стол.

Атлас осушил свой кубок одним глотком, снова наполнил и вновь осушил.

Сулла встал, сунул свой кубок силачу, его же кубок взял себе, пояснив:

– Это на память о тебе. Ну, спокойной ночи. И выскользнул за дверь.

В темноте бесшумно и быстро Сулла сбежал по лестнице, прыгая через три ступеньки, и незамеченным выбежал на узкую улочку. Похищенный кубок он бросил в водосток и прислушался, дожидаясь глухого всплеска. Потом отправил туда же и скомканную бумажку. Под стеною Ютурны, что рядом с Лестницей Весталок, снова остановился: мыл, мыл, мыл руки, чтобы смыть с кожи крупицы порошка.

На пирушку Сулла возвращаться не стал. Быстро прошел через Палатин и покинул город через ворота Капена. Там, за городом, забрался в одну из конюшен, где сдавали внаем лошадей и коляски для горожан: лишь немногие римляне сами держали лошадей и мулов – дешевле и проще было брать их внаем. Конюшня эта пользовалась известностью, вот только охрана была здесь слаба: единственный грум дрых на соломе. Сулла помог груму заснуть еще крепче, ударив его по голове. Долго он рыскал по стойлам, пока не подобрал себе мула – выносливого и смирного на вид. Никогда еще Сулла не пробовал ездить верхом, так что непросто ему было мула оседлать. К счастью, он вспомнил советы знающих людей и, повозившись с подпругой, взобрался в седло.

Хоть он и был новичком в этом деле, но лошадей и мулов не боялся. Смело он вверился случаю. Благо, особые выступы по углам седла предохраняли всадника от падения, если животное примется брыкаться. Впрочем, мул достался Сулле покладистый. Слушаясь уздечки, он затрусил по залитой лунным светом виа Аппиа. Так что Сулла мог надеяться, что к утру окажется отсюда далече. Сейчас ведь была только полночь.

Верховую езду он нашел весьма утомительной. Легко гарцевать рядом с носилками Клитумны, эта же гонка – совсем другое дело. Через несколько миль ноги затекли от отсутствия опоры, ягодицы свело, всякий толчок отдавался в яйцах. Зато мул был силен и безотказен. Быстро достигли они Трипонтиума. Здесь Сулла свернул с большой дороги и пашней затрясся в сторону побережья, где было сразу несколько надежных дорог, ведущих через болото. Не было ближе пути до Цирцея.

Отмахав еще миль десять, он остановился в роще и спешился. Место здесь было сухое и мошкары можно было не бояться. Привязав мула длинной веревкой, предусмотрительно стащенной в той же конюшне, Сулла улегся в тени сосны, положив под голову седло.

Спал он без снов.

Десять часов спустя, напившись в ближайшем ручье и дав напиться мулу, Сулла снова тронулся в путь. Укрывшись от случайных взглядов плащом, тоже прихваченным в конюшне, теперь он чувствовал себя в седле гораздо уверенней. Он давно не ел, но не испытывал голода, мул же ночью подкрепился травкой.

В сумерках Сулла достиг мыса, на котором располагалась вилла Клитумны. Здесь он снова снял с мула уздечку и седло и привязал его так, чтобы он мог щипать траву.

Удача не покидала его. Ночь была отменная: тихая, звездная, ни облачка на темно-синем небосводе. На исходе второго часа ночи полная луна поднялась из-за холмов на востоке и залила окрестности странным светом – волшебным светом, который сам невидим, но позволяет видеть каждую травинку.

Ощущение удачливости утоляло усталость и боль, бешено гнало кровь по венам, но не туманило рассудка. Как хорошо все складывается! Только не прозевай удачу, которая сама идет к тебе в руки. Как в случае с Никополис. Ему так хотелось освободиться от нее – и надо же, вот везенье: путешествуя с Метробиусом по окрестностям, он наткнулся на заросли славных грибочков. Разве он отравил Никополис? Ему надо было только, чтобы она нашла эти грибы, и не мешать ей вкушать любимое блюдо… Фортуна повернулась к ней спиной, к нему же – сияющим ликом. Фортуна милостива к нему. Вот и сейчас бояться нечего – кривая вывезет.

Клитумна была на месте: терпеливо поджидала под соснами. Конечно, задержка с сюрпризом могла ее раздражить. Но Сулла не торопился: сначала проверил окрестности, чтобы убедиться, не взяла ли она с собой кого-нибудь из слуг. Нет, она совершенно одна. Даже стойла конюшни пусты.

Приближаясь к ней, он с шумом раздвигал кусты – чтобы Клитумна подготовилась к встрече. Она услышала и обрадовалась: когда он вышел из темноты, она уже протягивала к нему руки.

– О, все, как ты говорил! – прошептала Клитумна, обнимая его за шею. – А мой сюрприз? Где мой сюрприз?

– Сначала – поцелуй! – сказал он, обнажив зубы, сверкнувшие в лунном свете. Клитумна жадно приоткрыла губы. Она еще пила его дыхание, когда он сломал ей шею. Это было так просто! Хрусть! Она даже не поняла, что случилось. Хрусть – и все. Резкий этот хруст пропорол ночную тишину. Он разжал руки, ожидая, что она рухнет. Но Клитумна, привстав на цыпочках, переступила ногами, будто танцуя: руками хватаясь за бока и странно откинув голову назад, подергиваясь, вихляясь из стороны в сторону – все быстрее, быстрее, крутясь на месте – быстрее, быстрее… пока не упала. Безобразная куча костей и тряпья.

Острый, горячий запах мочи коснулся его ноздрей, и следом – зловоние кала.

Он не вскрикнул, не бросился наутек. На танец, исполненный Клитумной для него, он смотрел с удовольствием, на лежащее тело – с отвращением.

– Ну, Клитумна, – сказал он, – вот и все.

Теперь предстояло поднять ее – так, чтобы не испачкать траву. Вот для чего ему нужна была ясная лунная ночь: чтобы видеть, не остается ли следов на земле. Он поднял тело, плотней завернув на нем одежду, чтобы не вывалились экскременты, и понес к краю обрыва.

Он уверенно шел к намеченному месту, потому что заранее отметил его белым камнем – еще в тот раз, когда впервые привел Клитумну сюда. Поднатужившись, он сбросил ее вниз. Белая, как птица, она пролетела до самых скал. И там распростерлась бесформенной белой тенью – у самого уреза воды, откуда прибой слизывал любой прибрежный сор.

Позже он привязал мула у ручья. Но, прежде чем подпустить мула к воде, он сам зашел в ручей и искупался. Оставалось еще одно неотложное дело. Вынув из ножен кинжал, самым его кончиком Сулла сделал небольшой надрез на лбу, слева, примерно на пядь ниже волос. Надрез тут же начал кровоточить. Чтобы придать ране естественность, Сулла пальцами давил и тянул ее края. Теперь рана кровоточила сильней, пятная его наряд. Из сумки он достал приготовленную подушечку из полотна и крепко, до боли, прижал ее к брови; потом прибинтовал ее полотняной полоской. Кровь стала теперь стекать на его левый глаз.