Колин Маккалоу - Первый человек в Риме. Том 1

Внезапно с юга, из глубины леса, с обеих сторон обступавшего дорогу, на них с гиканьем обрушился отряд из более чем тысячи воинов. Потребовалось совсем немного времени, чтобы перебить всех солдат. Возницы тоже исчезли в месиве из исковерканных человеческих тел.

Светила полная луна, ночь была прекрасна. Пока процессия дожидалась темноты, никто не появился – провинциальные римские дороги использовались, в основном, для передвижения войск, а торговля между побережьем и внутренними районами практически прекратилась после того, как германцы поселились около Тулузы.

Как только луна поднялась повыше, мулов снова запрягли в повозки, и кое-кто из налетчиков сел править. Остальные шли рядом, образовав нечто вроде конвоя. Лес кончился, и процессия вышла на твердую прибрежную полосу, пригодную лишь для пастьбы овец. К рассвету Рускино и река лежали уже к северу. Караван прошел через виа Домициа и в середине дня пересек Пиренейский перешеек.

К югу от Пиренеев они двинулись кружным путем, и их передвижение невозможно было засечь ни с одной римской дороги, пока они не перешли через реку Сукро и не оказались западнее города Сэтабиса. Отсюда их путь лежал прямо через Тростниковую равнину – безлюдную и голую местность, окруженную двумя мощными цепями Испанских гор. Путники старались обычно обойти это место, скудное питьевой водой. Здесь след похитителей терялся, и дальнейшая судьба золота Тулузы так и осталась неизвестной.

Груды тел, оставшиеся после боя на дороге, были обнаружены гонцом, посланным из Нарбо. Когда гонец сообщил о случившемся Квинту Сервилию в Тулузу, тот разрыдался. Он оплакивал судьбы Марка Фурия и убитых солдат, жен и семей, оставшихся без кормильцев в Италии. Но больше всего – сверкающие груды слитков, навсегда потерянное золото Тулузы. Это несправедливо! Где же его везение? – вопрошал он сквозь рыдания.

Облаченный в траур, в темной тунике без каймы на правом плече, Сципион созвал свою армию – и снова зарыдал, пересказывая новость, которая уже облетела лагерь.

– По крайней мере у нас осталось серебро, – сказал он, вытирая глаза. – Этого хватит, чтобы обеспечить всех после похода.

– Я и сам всегда готов довольствоваться малым, – заметил один из ветеранов своему товарищу и сотрапезнику; оба вынуждены были бросить свои дела в Умбрии, хотя и тот, и другой уже участвовали в десяти кампаниях за последние пятнадцать лет.

– Малым? – переспросил его товарищ. Его старая израненная голова соображала не слишком быстро.

– Я прав, как никогда! Ты когда-нибудь видел, чтобы полководцы делились золотом с солдатней? Они всегда найдут предлог, чтобы единолично владеть им. Да, казначейству, конечно, тоже перепадет. Начальник просто откупится от государства. По крайней мере нам достанется немного серебра, а его там была целая гора. После всей этой суматохи вокруг пропавшего золота консулу ничего не останется, кроме того, как только справедливо разделить серебро.

– Понятно, – ответил его товарищ. – Знаешь что? Давай-ка лучше поймаем хорошего жирного лосося на ужин, а?

Год подходил к концу, а армии Сципиона так и не довелось вступить в сражение. Кроме злополучной когорты, сопровождавшей золото, жертв не было. Сципион послал в Рим подробный отчет о событиях, начиная с отступления германцев и кончая потерей золота. Он ожидал новых указаний.

К октябрю он получил ответ, и именно такой, какого ожидал: зиму армия должна провести в окрестностях Нарбо, ожидая к весне очередных указаний, Таким образом, его полномочия были продлены еще на год, он все еще оставался правителем Римской Галлии.

Потеря золота подпортила ему все удовольствие. Сципион частенько лил слезы, и старшие командиры замечали, как он все ходит взад и вперед, не в силах успокоиться. В этом был он весь. Никто не верил, что Сципион оплакивал Мария Фурия или погибших воинов. Нет, Сципион оплакивал другую потерю…

Одна из особенностей длительной кампании в чужой стране – необходимость приспособиться к новому образу жизни и относиться к этой стране, по крайней мере, почти как к постоянному дому. Несмотря на бесконечные передвижения, походы, набеги и рейды, военный лагерь практически ничем не отличался от обыкновенного города: большинство солдат находит себе женщин, многие из которых рожают детей; за толстыми стенами форпоста – лавки, таверны, торговцы, беспорядочная сеть узких улочек, усеянных похожими на грибы глиняными хижинами для женщин и детей.

Именно так выглядел и римский лагерь близ Утики, примерно то же было и в лагере под Киртой. Поскольку Марий очень тщательно выбирал центурионов и военных трибунов для своей армии, период зимних дождей, во время которого не было дано ни единого сражения, был посвящен только учениям и упражнениям. За это время армия была разделена на восьмерки, состоящие из товарищей, которые спали в одной палатке и делили трапезу. Были решены и многочисленные проблемы с дисциплиной, которые неизбежно возникают, когда множество людей вынуждены так долго быть вместе.

Однако с приходом африканской весны – теплой, буйной, пышной и засушливой – лагерь тут же оживлялся. Так дрожь пробегает по спине коня от головы до хвоста.

Снаряжение для предстоящего похода было готово, распоряжения составлены и переданы писарям, латы смазаны и отполированы, мечи и кинжалы отточены, шлемы подбиты войлоком, чтобы уберечь лицо от жары и раздражений, сандалии тщательно осмотрены и недостающие гвозди вбиты, туники зачинены, подпорченное или изношенное снаряжение заменено.

Зимой из Рима прибыл квестор казначейства. Он привез легионерам деньги, и писари активно принялись за составление списков и выплаты солдатам.

Поскольку его солдаты были неплатежеспособны, Марий учредил два обязательных фонда, в которые отчислялась часть заработка каждого солдата. Из одного фонда деньги шли на достойные похороны легионера, погибшего в пути, но не в битве /если он пал в битве, похороны его оплачивает государство/. Сберегательный банк же возвращал воину деньги, когда он выйдет в отставку.

Африканская армия знала: что-то важное планируется на эту весну. Хотя только высшее командование ведало, что именно. Вышел приказ о легком маршевом порядке, который означал, что не будет многомильного обоза из фургонов, влекомых буйволами – только повозки, запряженные мулами, чтобы не отстали от быстро движущихся частей. Каждый солдат был теперь обязан нести свое снаряжение сам. Легионеры тут же приспособились: к толстой жерди в форме буквы Y, привязывали суму с бритвенными принадлежностями, запасной туникой, носками, а также толстыми прокладками, которыми предохраняли шею от потертостей в том месте, где края доспехов жмут на кожаный фартук. Непромокаемые накидки, походную посуду, флягу с водой; минимальный запас пищи на три дня; один кол с зарубами для лагерного частокола – каждый солдат тащил с собой один такой кол. Тут же размещались инструменты для рытья траншеи, кожаный черпак, плетеная корзина, пила, серп, а также принадлежности для чистки доспехов. Свой щит, помещенный в футляр из мягкой козлиной кожи привязывал за спиной, чуть ниже прочего скарба, а шлем /предварительно сняв и осторожно сложив султан из конской гривы/ – к правому плечу, чтобы можно было быстро нахлобучить его на голову, когда скомандуют к бою. Почти двадцатифунтовый груз не давил на плечи легионеру – основная тяжесть приходилась на бедра. Справа на ремне воин носил меч в ножнах, слева – кинжал. Копья же в дорогу не брал.