Юрий Никитин - Ингвар и Ольха

– Все! Дальше кругом завалы.

– Завалы?

– Засеки, – поправился он. – Похоже, местные на всякий случай перекрыли все дороги и даже тропки. Им что, пешие!

Ингвар хмуро покосился на Ольху, замедленно слез на землю. Ольха, сразу все поняв, покидала седло со слезами. Поцеловала Жароглазку в бархатные губы, другую такую лошадь уже не отыскать, прошептала:

– Прости… Я постараюсь тебя как-то вернуть.

Кобыла поморгала длинными ресницами. Глаза были печальные, понимающие. Ольха обняла ее напоследок, прижалась к теплой шелковистой коже. Впервые лес показался чужим, неприветливым.

Мужчины сняли с коней самое необходимое, Боян посадил отца на плечи. Маленький отряд быстро углубился в чащу. Ольха старалась не оглядываться на свою Жароглазку. Если та посмотрит с укором, то не выдержит, вернется бегом, а там будь что будет!

Старик на плечах Бояна постанывал, кряхтел. Ольха на бегу расслышала старческий шепот:

– Дай мне меч и оставь… Я хочу умереть в бою.

– Да брось, батя, – донесся сдавленный голос Бояна. – Из тебя боец, как из моего… гм… не при родителях будь сказано.

– Зато могу погибнуть с честью…

– Ага, честь! А для меня – бесчестье.

– Мужчины не должны умирать в постелях!

– Батя, не дави на горло… На горло, говорю, не дави. Только скажи, в твой смертный час переложу с постели на камни.

– Он пришел сейчас…

– Дудки! Сперва с внуками повошкаешься. А я им пожалуюсь, как ты мне горло давил.

Боян хрипел, задыхался, тяжелая кольчуга с булатными пластинами панциря и без того тянула к земле, к тому же с рукавами, а еще и тяжелый меч, два ножа на поясе… Но вымученно улыбался сквозь мутные струйки пота, лицо было распаренное, глаза выпучивались, как у морского окуня.

Ольха чувствовала неясную симпатию. Боян сам изнемог, а будет схватка – от комаров не отобьется, но из последних сил спасает престарелого родителя, шепчет грубовато-нежные слова, утешает, да не просто утешает, а еще и убеждает, что тому важнее остаться живым, чтобы внуков порадовать и пользу советом дать, ведь прожил и повидал больше сына, сумеет внуков научить больше, чем отец.

Когда Ингвар, запыхавшись, велел остановиться на короткий отдых, перевести дух, она смутно подивилась слабости воеводы, не так уж много и прошли, но когда версты через две Ингвар снова велел остановиться, чтобы оглядеться, она вовсе ничего не могла понять. Потом случайно перехватила понимающий взгляд Павки, в сердце кольнуло жалостью.

Щадят Бояна! Тот из гордости помрет, но не признается, что тяжело нести, да и боится быть обузой для них.

Повинуясь неясному порыву, она оказалась рядом с Бояном:

– Какой ты… удивительный! Давай я понесу твой меч.

Старик смотрел сверху подслеповатыми глазами. Высохшие ладони обхватывали квадратный подбородок сына. Боян просипел:

– Еще… чего…

– Дай, – попросила Ольха.

– Ни… за… что… Я воин…

Обеими руками он придерживал отца за колени, и Ольха, не раздумывая, быстро отцепила его меч в ножнах. Боян зарычал, попробовал ухватить, отпустив одной рукой отца, Ольха отпрянула. Боян пошел на нее, дико вращая глазами. Ольха, отступая, уперлась спиной в ствол, сдвинулась вбок… прямо в руки Ингвара.

Тот молча отнял у нее меч, прицепил на пояс и, не оглядываясь, пошел вперед. Павка подмигнул Ольхе за его спиной, вскинул кверху большой палец. Она уже знала, что у русов этот жест обозначает одобрение, жизнь, свободу, в то время как палец, обращенный вниз, обрекает на смерть.

Лес поредел, пахнуло влагой. Деревья набежали, расступились, впереди была вода. Речка несла щепки, бревна, обломки заборов, даже ворота с калиткой. Два дня в верховье прошли ливни, и мутная вода стремительно неслась вровень с берегами.

– Нам только перебраться на ту сторону, – сказал Ингвар с облегчением. – А там уже рукой подать.

– Верст пять, – определил Павка. – Длинные у тебя руки!

Ольха укоризненно покачала головой. Рядом хрипло дышал Боян, старик сидел на его плечах, как гигантский гриб, поросший белым мхом.

Ингвар теперь двигался едва ли не на цыпочках. Где вода, там и люди. Они селятся только на берегах рек. Если заблудишься, то надо только выйти к реке. А там вниз по течению обязательно наткнешься на хатки.

Вдоль берега шли две тропки, а чуть погодя Ольха услышала пронзительное блеянье. Осторожно выглянули: по ту сторону кустов паслось целое стадо коз. Двое мальчишек бросали ножик в дерево, азартно спорили.

– Обойдем, – шепнул Ингвар.

– Назад?

– Нет, попробуем за кустами.

Однако через десяток шагов в стене кустов была брешь. Когда перебегали, пригнувшись, мальчишки заметили, подняли крик. Ольха не думала, что так быстро соберется толпа народу. Похоже, поляне соседних деревень уже шли грабить или громить киян, и в это время пастушки указали на беглецов.

Дальше скрываться не было смысла. Побежали вдоль берега, Ингвар хрипло кричал что-то про мост. Ольха не думала, что при таком ливне мост уцелеет, но бежала послушно рядом с Ингваром, Павка отстал, держался с Бояном.

Преследователи гнались с дикими радостными воплями. Их было не меньше двух десятков, но от чего кровь застыла у Ольхи в жилах, так это от того, что и спереди наперерез им бежала огромная толпа вооруженного народа. Во главе был на коне настоящий дружинник, огромный и вооруженный до зубов. В руке был меч, он указывал в сторону беглецов. За ним, как успела Ольха заметить, было не меньше дюжины пеших, одетых в доспехи дружинников, а уже за ними неслась озверелая толпа, ощетиненная рогатинами, плотницкими топорами, ножами для разделки рыбы.

– К мостику! – крикнул Ингвар отчаянно.

В двух десятках шагов ниже по течению через Почайну Ольха разглядела мост: высокий, узкий, на длинных столбах, вбитых в дно, две телеги не разойдутся, да он, похоже, и служил только людям, а телеги переправлялись где-нибудь по настоящему мосту…

Задыхаясь от бега, падая на камнях и ямах, они неслись, как олени. Был жуткий миг, когда Ольха уже решила, что не успеют, преследователи тоже поняли их намерение и помчались к мостику, спеша перехватить раньше, но Павка добежал первым, остановился, подняв щит, и первая волна брошенных дротиков застучала железными клювами о щит, шлем, железные поножи. Ингвар рывком швырнул Ольху на дощатый настил:

– Беги!

Она пробежала два шага, развернулась:

– А ты?

Но Ингвар уже рубился рядом с Павкой. Они перегородили путь к мостику. Со спины зайти не давали, их два меча били страшно. Сквозь звон и грохот железа о железо раздались первые крики раненых. Ольха выхватила узкий кинжал, сделала шаг обратно. Ингвар, не оборачиваясь, закричал:

– Уходи!.. Прошу те… бя…

Он содрогнулся от удара палицей по шолому, но Павка тут же проткнул врага мечом, сам отшатнулся от блеснувшего лезвия, приподнял щит, приняв удары трех копий, бешено и с леденящим душу криком ударил в ответ.