Юрий Никитин - Князь Владимир

Корчмарь попятился, его спина вжалась в бревна. Лязг железа и крики раненых наполнили помещение. Уцелевшие перевернули столы и пробовали отбиваться, но викинг легко запрыгнул наверх, рубил оттуда, а черный бастард двумя точными толчками достал концом меча, как копьем, двоих, и те выронили топоры.

– Руби! – рычал Олаф. – Кровь!..

– Получите, – сказал Владимир с ненавистью. Он рубил люто, все тело занемело, и даже если сейчас получал раны, то не чувствовал, а сила взялась ниоткуда, и он щедро выплескивал в быстрых ударах меча. – Вы пришли… за головами… так подставляйте же и свои…

Внезапно он услышал хриплое дыхание. Ноги скользили по липкой крови, воздух был спертым, чадным. Он вытер лоб тыльной стороной руки, меч не выпустил, и понял, что слышит свое дыхание. Под столом шевельнулось, он с силой ткнул мечом во что-то мягкое, и оттуда донесся короткий всхлип.

Все столы были перевернуты, кровь забрызгала даже стены, на полу разбросали руки люди в кольчугах, кожаных латах со стальными пластинами. Кровь хлестала, как из забитых на бойне быков.

Олаф сидел на полу, прислонившись к стене. Лицо было бледно, с правой стороны от уха текла густая кровь, пузырилась. Шея и плечо были в крови, как и вся грудь. Владимир в два широких шага оказался рядом, ухватил голову друга в обе ладони. Тот взглянул ему в глаза, и Владимир ощутил озноб: даже у Олафа не видел раньше таких ярко-синих глаз, с которыми не сравнится самое яркое небо.

Викинг прошептал, как умирающий селезень:

– Не торопился, змей…

– Разве я был нужен? – удивился Владимир. – Появись раньше, я бы испортил тебе все удовольствие.

– А сейчас?

– Я тебе нужен, только чтобы перекинуться словцом, – продолжил Владимир. Он чувствовал, как грудь викинга раздувается. Тот все еще осторожно ощупывал голову, но постанывать перестал. – Встать сможешь?

Олаф оперся на его плечо, поморщился, медленно поднялся на ноги:

– Кто-то шарахнул булавой… Сволочь, прямо в ухо.

Он зарычал, восстанавливая в памяти схватку, глаза снова стали безумными. Владимир тряхнул головой, красный туман начал рассеиваться. Тело еще дрожало, он чувствовал, как в висках трепещут крохотные жилки.

– Неужто… все? – спросил он неверяще. – Олаф, а где остальные?

Олаф проревел, зубы лязгали, как у припадочного:

– Здесь все… окромя… Варяжко…

Безумие медленно покидало его перекошенное лицо. Он пошел по корчме, осматривая сраженных. Владимир дышал тяжело, однако ликующее чувство едва не заставило завопить от ослепляющего счастья.

– Ты уверен?

– Я их всех как облупленных…

В углу было шевеление. Владимир быстро шагнул, ухватил за волосы рослого немолодого дружинника. Пальцы почти содрали кожу вместе с волосами, но устрашенный дружинник не пикнул: из глаз черноволосого смотрела сама смерть. Сильная рука подняла с пола, страшный голос прогремел обрекающе:

– Как зовут тебя, тварь?

Дружинник, морщась от боли, прохрипел перекошенным ртом:

– Выворотень… княже.

Владимир начал чувствовать боль в руке, кто-то успел ударить, да и все тело заныло, напоминая о зверских побоях. Олаф пинком заставил подняться еще одного, целого, только сбитого с ног.

Страшные глаза пронзили Выворотня, как два острых ножа:

– Ты знал, за кем идешь?

– Да, – прохрипел Выворотень. – За сыном Святослава. Ты…

Он не договорил, в глазах было ожидание смерти. Владимир сильно тряхнул за волосы:

– Хочешь умереть? Нет? Тогда слушай. Ты снимешь пояс с мечом. Ты никогда не возьмешь в руки боевой топор. Ты будешь оставлять ножи, когда выйдешь на улицу!.. Если не сделаешь, ты умрешь. Понял?

Выворотень, наполовину задушенный, прохрипел:

– Да…

Владимир отшвырнул его в угол. Олаф злорадно скалил зубы. Его синие глаза не отрывались от другого уцелевшего в бойне. Когда Варяжко взялся прижигать его для забавы огнем, этот дружинник, его звали Пивнем, хмуро отвернулся. Тогда еще Олаф понял, что воин предпочел бы его убить, но изгалянье над пленным не одобряет. Этот Пивень был сбит, когда меч Олафа срубил соратнику голову, а его задел плашмя, и оглушенный Пивень пришел в себя, когда резня закончилась.

Олаф видел, как в глазах воина загорелся огонек стыда и жажды отомстить или умереть. Его топор лежал прямо перед ним, и Олаф сказал почти доброжелательно:

– Бери, бери! Нас двое и вас двое.

Пивень провел языком по внезапно пересохшим губам. В корчме стоял на ногах, даже не раненный, Выворотень. А черноволосый, за которого им обещали плату, морщится и явно бережет правую руку.

– Ну же? – сказал Олаф. Он нагнулся, подхватил топор за лезвие и подал Пивню рукоятью вперед. – Бери!.. Споем песню смерти!.. И красною кровью своею напоим свое железо…

Резная рукоять оказалась почти возле пальцев, и Пивень поспешно отдернул руку, словно Олаф протягивал раскаленную в горне болванку.

Топор с лязгом упал на пол. Пивень побелел, ибо внезапно понял, как близко оказался от неминуемой и быстрой смерти. Владимир уже уходил, с порога обернулся:

– Где Варяжко?

Дружинники переглянулись. Глаза Владимира хищно сузились, а Олаф потянул воздух сквозь зубы, грудь его медленно увеличивалась в размерах.

Выворотень сказал угрюмо:

– В прошлую ночь он ходил к ведунье.

Он замялся, и Пивень добавил с заметной злорадностью в голосе:

– У той две дочки младые. Нам на рассвете быть в седлах, а сам… Уже и третьи петухи охрипли!

Владимир кивнул, Олаф метнулся к выходу. Пока стоял у костра, узнал и запомнил, где чей дом. Владимир грозно поглядел на корчмаря, дружинников, окинул грозным взором залитое кровью помещение, а в следующеее мгновение исчез. Сам считал, что из-за побоев двигается как больная черепаха, но дружинникам показалось, что он исчез как призрак.

Выворотень на подгибающихся ногах подошел к корчмарю:

– Налей.

– Пива?

– Чего-нибудь покрепче.

Руки его тряслись, он вылил себе на грудь половину кружки. Перед глазами с бешеной скоростью мелькали картинки, где блестело железо, страшно вскрикивали раненые и тут же умирали. Его соратники!

Когда поставил кружку, корчмарь хмуро наблюдал, как Выворотень медленно расстегнул пояс, руки все еще тряслись, ножи в чехлах глухо стукнулись о дубовую лавку. Топор остался возле очага.

– Я дам за них три серебряных, – сказал корчмарь, упреждая вопрос Выворотня. – Время трудное, но если подождешь недельку…

– Давай сейчас, – махнул рукой Выворотень. – Я сегодня же уеду.

Он взял монеты, а за спиной Пивень пробормотал со странной ноткой в голосе:

– Я хотел бы оказаться с ними.

– Все равно голову сломят, – сказал Выворотень.

– Но если не сломят, то получат все, что захотят.

Выворотень буркнул: