Евгений Сухов - Госпожа трех гаремов

— Боюсь, что скоро все ханство не будет стоить даже одной золотой монеты.

Нур-Али вытащил саблю и с размаху опустил ее на голову нищего.

Ханский дворец с трудом вмещал всех приглашенных. В просторных покоях собрались виднейшие карачи, в сопровождении большой свиты прибыл и мятежный арский эмир Япанча.

Казанские вельможи сидели друг возле друга и выделялись богато расшитыми одеждами. Мурзы дальних улусов заняли места ближе к двери. Япанча держался надменно, лишь иной раз слегка наклонял голову в знак приветствия. Он был богат. Его табуны — самые большие в ханстве, а землями он уступал только хану, да и то самую малость.

Казань помнила недавнее прошлое, когда арский эмир осмеливался объявлять ей войну. Как бы не обидеть его в этот раз.

Первым заговорил сеид:

— Правоверные! Да прибудет добро в вашем доме! Да не потухнет огонь в ваших очагах! Да никогда не смолкнет детский смех в ваших дворах! Посмотрите друг на друга. К чему нам ссориться? Мы дети одного отца и одной матери, имя которым Адам и Хава. Разве не учил нас пророк Мухаммед жить в добре? Посмотрите друг на друга и недоброжелателю своему покажите открытую ладонь. В ней не должно быть камня для ближнего, а сердце ваше должно быть свободным от зла. Оставьте за этими святыми стенами всю свою ненависть. И пусть согреются ваши сердца от любви к брату по вере. Амин! — Сеид провел сухими ладонями по лицу.

— Амин! — гулко раздалось под сводами зала.

— Казань лишилась своего господина, и Аллах, распоряжаясь нашими судьбами, повелел нам выбрать нового хана. Если мы не сделаем этого сами и сейчас, то завтра за нас это сделают гяуры.

— Но кто ныне пожелает ханствовать? Трон напоминает раскаленные уголья, и сесть на него способен либо безумец, либо большой мудрец.

Сеид посмотрел на говорившего. Конечно, этим строптивцем мог быть только арский эмир. Только он один мог сказать то, о чем другой не смел бы даже подумать.

Арский эмир между тем продолжал:

— Какими землями будет владеть вновь избранный господин? Горная сторона остается у урусов, и на ней царь Иван построил свой город. На помощь ханству можно было бы пригласить уланов из Ногаев и Крыма, но всем им нужно платить. — Он многозначительным взглядом обвел присутствующих — видно, так Аллах смотрит на грешников в Судный день, после чего добавил: — А казна, говорят, сейчас находится на дне Кабана.

Сеид выдержал укор молча, выходит, и эта тайна уже раскрыта.

— Я знаю, кого можно пригласить на Казанское ханство. — Нур-Али поджал под себя ноги, и его огромное тело качнулось. Так в бурю раскачиваются гигантские кроны. — Более достойного правоверного нам не найти… — Эмир увидел, как к нему были обращены все взгляды. Быть может, это его миг, ведь в его жилах течет капля чингизидовой крови. — Этот человек — Ядигер, сын астраханского хана. — Нур-Али вовремя вспомнил предсказание старого дервиша.

Мурзы в недоумении переглянулись:

— Но ведь Ядигер служил у гяуров! А не продаст ли он Казань точно так же, как это сделал нечестивый Шах-Али?

Нур-Али улыбнулся как можно дружелюбнее:

— Я знаю Ядигера достаточно близко. Уверяю вас, что он был и остается настоящим мусульманином. И нам всем вместе нужно просить Аллаха, чтобы Ядигер дал свое согласие на ханство.

— Наш уважаемый Нур-Али, видно, забыл о том, что Ядигер вместе с Шах-Али воевал Казань в составе урусского воинства, — не желал сдаваться Япанча.

Нур-Али сумел улыбнуться и в этот раз.

— А разве арский эмир не делал то же самое?

По залу пробежал легкий смех.

— И Сафа-Гирей тоже воевал Казань, но вспомните, каким он был ханом! Посмотрите на себя, благоверные, разве мы всегда были в ладу с Казанью? Она всем нам мать, а какой сын не ссорился со своей матерью?! Мне бы хотелось, правоверные, убедить вас в своей правоте. И быть мне связанным в джаханнаме цепями и пить кипяток, который рассекает все внутренности, если я не прав!

Клятва повлияла на всех. На время в мечети установилась тишина.

Сеид обратил взор на восточную стену, прочитал краткую молитву, после чего произнес:

— Я тоже знаю Ядигера. Он знатен и богат, не нужно забывать и о том, что он очень честолюбив. Ядигер — всего лишь средний сын астраханского хана, и, останься он в своем государстве, ему никогда не быть господином. А здесь, в Казани, у него будет возможность проявить себя. Нур-Али прав, нам нужно обратиться за помощью именно к нему.

— Но что нам делать с урусским воинством, что стоит на Круглой горе? — задал вопрос Нур-Али и многозначительно посмотрел на арского эмира.

— Хорошо. Я выступлю завтра же против царя Ивана.

Услыхав шум, боярин Микулинский вышел на красное крыльцо.

— Что за гам? — спросил он стоявшего подле него ключника, указав перстом на собравшихся черемисов. Люди так громко вопили, что запросто могли переорать звучание набатного колокола.

Приглядевшись, воевода разобрал, что черемисы волокут за шиворот казанского мурзу, который отчаянно сопротивлялся, цеплялся за халаты обидчиков, рвал придорожную траву.

— Тут вот что получается, боярин, — почесал затылок ключник. — На Горной стороне казанские люди войну учинили. Хотели многих черемисов в Казань увезти, дабы им неповадно стало с нами заединщиками быть. А те — каких мурз перебили, а каких в полон взяли.

— Ишь ты! Почему мне об том доложено не было? — враз посуровел князь.

— Понимаешь, боярин, спал ты больно крепко, храп в горнице несусветный стоял. Князь Ромодановский все к тебе домогался, да стрельцы его не пустили.

— Хм, — усмехнулся в бороду Микулинский, — что ж, пойдем посмотрим, что мурзы скажут.

— А может, ты кваса яблочного изволишь, боярин?

— Кваса? Принеси мне в горницу пива медового, да еще вот что — вина горячего.

— Как скажешь, боярин.

Семен Иванович спустился по широкому крыльцу вниз и подошел к черемисам.

— Кто таков? — показал он на мурзу.

Тот был ободран, голова позорно обнажена, одежда разорвана.

— Арский князь, — подсказал стоявший рядом тысяцкий.

— Ах вот оно как? Наслышан я о тебе. Ты, тысяцкий, по-татарски, кажись, глаголешь? Спроси у него, государю московскому служить будет?

Арский князь внимательно выслушал тысяцкого, а потом быстро заговорил.

— Что же ты молчишь, тысяцкий? Переводи.

Детина поскреб кудрявый затылок, а потом отвечал как есть:

— Бранится! И тебя ругает, и государя московского.

— Сколько черемисов побито до смерти? — хмурился все более Семен Иванович.

— Сотни две наберется, а то и поболее!

— Среди казанцев князья попались еще?

— Имеются. Шах-Чура и Шамай. Они в холодной избе остывают от бранного жару.

— А вольных людей и боярских детей сколько побито до смерти?