Самид Агаев - Седьмой совершенный

- Ну ладно, - подвел итог Ахмад Башир, - Мунис далеко, а других предложений нет, как я вижу. Значит, я сейчас немного отдохну с дороги и отправлюсь в тюрьму.

Говорят, чем молить пророков о благе, лучше обратить просьбу прямиком к Аллаху. Примерно так рассудил Ахмад Башир и добился приема у начальника тюрьмы.

Начальник сидел в светлом кабинете одно окно, которого выходило во двор тюрьмы, а другое на городскую площадь.

Прекрасный кабинет, раис! - воскликнул Ахмад Башир, переступив порог.

С начальником тюрьмы можно было иметь дело, Ахмад Башир это понял сразу. Перед ним сидел напыщенный самоуверенный человек, который только взглядом ответил на комплимент.

- По какому вопросу? - еле выдавил из себя начальник.

Ахмад Башир сказал:

– Я, раис сахиб аш-шурта, города Сиджильмасы, бывший, но это ничего не значит, потому, что города уже нет. Его разрушил некто Убайдаллах, ничтожный лекарь, из тех, что зуб вырвать не может, а сейчас он Фатимидский халиф, да, высшей власти добиваются в жизни как раз такие. Я с ним был знаком, представьте себе. Начальник стал проявлять признаки нетерпения.

- А теперь о деле, которое меня, собственно говоря, сюда привело. У вас, здесь сидит один человек, к которому у меня имеется определенный интерес.

Лицо начальника стало непроницаемым.

- Он мой кровник, - сказал Ахмад Башир, - и я требую, чтобы его мне выдали.

Начальник слегка оживился и, из любопытства спросил:

- Кто такой?

- Некий Имран, он убил моего брата, я давно за ним гоняюсь, а теперь вот узнал, что он заключен в тюрьму, как лжемахди.

- Какой кровник? - раздраженно сказал начальник, - Ты куда пришел, вообще здесь тюрьма, закон, порядок. Обратись в суд.

- Эй, ты, - рявкнул начальник, вызывая секретаря, - кто там следующий.

- Подожди раис, - остановил его Ахмад Башир, - я в суд обращаться не буду. Но я готов выразить тебе свою благодарность.

- Иди, - сказал начальник, заглянувшему в комнату секретарю, - я позову.Так, что вы говорите, ходжа?

- О да, - согласился Ахмад Башир, дотрагиваясь до своей зеленой чалмы, в которой тускло, отсвечивал синий камень, - я говорю о благодарности. Скажем так, я готов сделать пожертвования на благоустройство этой тюрьмы некоторую сумму, скажем так, тысяч сто.

- Тысяч сто... чего? - спросил начальник.

- Золотых динаров, - глядя в глаза начальнику, произнес Ахмад Башир.

Начальник вздрогнул. Его месячное жалование составляло десять динаров.

Поднялся и подошел к окну, сначала к одному, потом ко второму. Видя, что стрела попала в цель. Ахмад Башир извлек из рукава мешочек и бросил на стол.

Потерявший самообладание начальник подошел к столу и потребовал.

- Покажи.

Ахмад Башир развязал мешочек и показал золото.

- Сколько здесь? - осипшим голосом спросил начальник.

- Здесь задаток, тридцать тысяч динаров, остальное при расчете.

Начальник в ужасе пошел и сел на свое место.

- Ничего не выйдет, - сказал он, - этого человека поместил сюда Мунис. Если я отпущу его, мне не сносить головы.

- Послушай, раис, на твоей памяти бывало такое, чтобы узник бежал из тюрьмы.

- Ну, бывало, - неохотно согласился раис, - моего преемника сняли за это.

- А скажи, раис, бывало такое, чтобы начальник тюрьмы лишился должности и получил при этом двести тысяч золотых динаров.

- Ты же сказал сто.

- Двести, сто сейчас и сто потом.

- О Аллах, - жалобно произнес раис, вытирая вдруг вспотевшее лицо, - за эти деньги можно купить всю Медину.

Имран стоял перед стеной, изучая ее многочисленные трещинки. Отсутствие Меджкема беспокоило его. Если только уместно применить это определение по отношению к человеку, сидящему в тюрьме. Но Имран знал, что зло находится в равновесии с добром, только когда зло на виду, его долгое отсутствие внушает тревогу.

Имран стоял, ссутулившись, его плечи были опущены под тяжестью вины, которую он ощущал по отношению к людям, поверившим в него и погибшим за эту веру. Судьба Имрана хранила, и это начинало тяготить его, он анализировал свои действия, и ужасался тому, что он был виновен в падении крепости. Впустил Меджкема, и это погубило всех.

Имран не оглянулся, когда за его спиной загрохотала дверь, и надзиратель вошел в камеру, звякнул железной посудой, оставляя еду, и вышел. Имран оглянулся только тогда, когда до его обоняния донесся бесподобный запах мясного жаркого и свежеиспеченного хлеба. Имран подошел к железной кастрюльке, оглядел ее содержимое. Он знал о том, что заключенные, имеющие деньги могли заказывать себе обед с воли. Имран ударил несколько раз в железную дверь.

- Что такое? - отозвался надзиратель.

- Ты не ошибся с обедом, друг, - крикнул Имран?

Немного помедлив, надзиратель сказал:

- Точно ошибся, надо же, что это со мной, - и стал открывать дверь. Имран сглотнув слюну, отошел к стене. Когда он вновь обернулся, в дополнении уже имеющимся хлебом и жаркому, рядом стоял приличных размеров кувшин и две чаши рядом.

Исследовав содержимое кувшина, Имран обнаружил, что в нем находится вино.

- Вообще-то я бросил пить, - неуверенно сказал Имран, с наслаждением нюхая винный дух. Потом в голову ему пришла совершенно бредовая мысль. Он наполнил вином обе чаши и сказал, обращаясь к двери:

– Ну заходи, чего там стоишь.

Вошел ухмыляющейся Ахмад Башир в одежде надзирателя, Имран даже поводил ладонью перед глазами.

- Как ты догадался, что я здесь? - спросил Ахмад Башир.

Имран взял чаши с вином, протянул одну другу.

- Ну, кто может принести мне вина, кроме тебя, пьяница - сказал Имран.

- Но, но, я сейчас пью гораздо меньше. У меня молодая жена.

Последние слова он произнес с грустью. Они сдвинули чаши, выпили и обнялись после этого.

- Не волнуйся, - сказал Ахмад Башир, - уж, коль я взялся, вытаскивать тебя из тюрем, то я не брошу этого занятия.

Имран улыбался так, как улыбаются несмышленые дети, радостно, не храня ничего в задниках памяти.

- Как ты здесь оказался? - лукаво спросил он, заранее зная ответ.

- Ты не поверишь, совесть замучила, - ответил Ахмад Башир, - помнишь, я зарок дал в подземелье ал-Фурата, мол, выберусь, брошу пить. А ты меня потом упрекнул, что я не держу обета. Все что со мной происходило потом, я отношу только за счет своего вероломства. Веришь ли, корабль, на котором я плыл, был сожжен пиратами, они меня взяли в плен, не подозревая, что я приношу несчастья. Их корабль затонул, наполовину правда. Я просидел на бушприте, на одной ягодице, несколько дней. Правда, мое одиночество скрашивала одна девица.

- У меня вопрос, - перебил его Имран.

– Да, друг мой, слушаю тебя

- Ты говоришь, что сидел на бушприте на одной ягодице.

- Да.

- Значит, больше места не было?

- Нет.

- На чем сидела эта девица?