Самид Агаев - Седьмой совершенный

– Я думал ты шутишь.

– Нет, я не шучу.

И, словно в подтверждение его слов, дверь открылась и гвардеец, заглянув внутрь, сказал:

– Господа, вы свободны.

– Что я тебе говорил, - усмехнулся Ахмад Башир.

За прошедшие годы Имран очень изменился, но не настолько, чтобы Абу-л-Хасан не смог его узнать. Тем более, что память у Абу-л-Хасана была профессиональной.

– Это ваш друг? - полувопросительно сказал Абу-л-Хасан, - он неважно выглядит.

– Он нездоров, у него горячка, - отозвался Ахмад Башир, пытаясь понять, узнал Абу-л-Хасан Имрана или нет. С момента их единственной встречи прошло много лет, но по лицу царедворца трудно было что-либо понять.

– Его зовут Имран, - добавил он, внимательно глядя на Абу-л-Хасана. Но лицо начальника тайной службы осталось бесстрастным. Имран стоял, прислонившись к стене. Несколько сделанных им шагов исчерпали его силы. Видя, что он сползает вниз, один из гвардейцев подхватил его.

– Отправьте его ко мне домой, - распорядился Абу-л-Хасан, - а ты ступай и приведи лекаря. А вы, мой друг, надеюсь, также отдохнете в моем доме, и я приношу вам свои извинения за это происшествие.

– Ну, что вы, раис, напротив, чрезмерно благодарен вам за помощь. Я только провожу приятеля, а сам пойду в караван-сарай, у меня там комната оплачена, а если я не приду, то хозяин-плут отдаст ее кому-нибудь. Но вечером, если вы не возражаете, я приду навестить своего приятеля.

– Буду рад видеть вас, тем более ,что нам есть о чем поговорить, сказал Абу-л-Хасан.

"Узнал", - подумал Ахмад Башир.

– Что делать с этим, раис? - вмешался офицер, указывая на главаря.

Азиз с видом побитой собаки, поднял голову, ожидая своей участи. Его состояние можно было передать, сравнив с чувствами человека, узнавшего, что дом, в котором он так уверенно распоряжался, принадлежит другому.

– Я надеюсь, что ты уяснил, кто здесь главный? - спросил у него Абу-л-Хасан.

– Да, - еле слышно сказал Азиз, но все услышали.

– Тогда убирайся прочь и не попадайся мне больше на глаза. В следующий раз не отпущу.

Азиз, не оглядываясь, пошел к выходу.

Наср ал-Кушури, увидев группу людей в резиденции, послал хаджиба выяснить кто такие. Вернувшись, хаджиб доложил, что вазир Али ибн Иса ожидает аудиенции повелителя правоверных.

– То есть, как ожидает? - возмущенно воскликнул главный администратор, - Сегодня же не приемный день, среда, а не понедельник или четверг.

Хаджиб пожал плечами.

– Старик совсем выжил из ума, - проворчал Наср ал-кушури и отправился к халифу с докладом.

Повелитель проснулся не так давно, и все еще лежал, глядя в потолок, который слегка кренился в его глазах. Это было следствием ночной попойки. Услышав о визите вазира, он слабо возмутился, но в следующую минуту сказал:

– Ладно, пусть его проведут в открытый меджлис, жалко старика.

– В открытый меджлис? - переспросил хаджиб ал-худжаб. - Сегодня очень холодно.

– Меня тошнит, - сказал ал-Муктадир, - мне надо подышать свежим воздухом.

Али ибн Иса основательно продрог. День был холодный, с утра даже шел мокрый снег. По дороге он умудрился ступить в лужу и промочить ноги, обутые в сапоги из мягкой кожи. Вазир уже понял свою оплошность, он испытывал неловкость перед своей свитой. Надо же было явиться во дворец с такой помпой, чтобы попасть в неприемный день и выставить себя на посмешище. "И главное, ни один собачий сын не напомнил мне об этом, - с горечью подумал вазир и тут же решил, - всех уволю". Он хотел, было, уйти восвояси, но тут получил известие о том, что его примут.

Халиф, повелитель правоверных, дал вазиру аудиенцию в открытом зале. Он сидел на троне с непокрытой головой и чувствовал удовольствие от того, как воздух холодит его лицо в отличие от вазира, нахохлившегося от холода. Закончив свой доклад, Али ибн Иса поблагодарил халифа за то, что тот принял его в неприемный день.

– Ну что ты, Али, - ответил халиф, - дела государства превыше всего, к тому же мы знаем твои заслуги перед нами.

Вазир с завистью посмотрел на румяное лицо халифа.

"Что значит молодость, - подумал замерзший вазир, - даже бровью не поведет".

Вслух же он неожиданно сказал:

– О, эмир верующих, ты появляешься в такое холодное утро в таком просторном дворе без головного убора, хотя люди в подобных случаях сидят в закрытых помещениях, надевают верхнее платье и греются у огня. Я считаю, что ты неумерен в употреблении горячих напитков и еды, обильной специями.

Халиф был единственным человеком в отношении, которого Али ибн Иса сдерживал свою несдержанность. Грубость вазира стала нарицательной. "Такой-то невежлив, как Али ибн Иса", говорили близкие ко двору люди. Но не мог же он, в самом деле, сказать халифу, что тот злоупотребляет горячительными напитками.

Ал-Муктадир все принял за чистую монету.

– Нет, - сказал он, - клянусь Аллахом, я не делаю этого, не ем острой пищи. Мне добавляют только чуть-чуть мускуса в хушканандж [116] Пресный хлеб с пряностями. .

Вазиру ничего другого не оставалось, как продолжить разговор о специях.

– О, эмир верующих, - мрачно сказал он, - это удивительно, учитывая то, что я отпускаю каждый месяц из общей суммы кухонных расходов на покупку специй триста динаров.

Ал-Муктадир нахмурился. Наступило молчание. Все присутствующие почувствовали неловкость, какая бывает при уличении кого-либо во лжи или воровстве. И человеком, заставившим всех испытывать эту неловкость, оказался вазир.

Али ибн Иса, счел за лучшее удалиться. Он повернулся и пошел прочь, не соблюдая этикета. Но как ни странно, именно эта бестактность была извинением, так как говорила о смятении вазира. Шагая к выходу, Али ибн Иса мучительно пытался вспомнить, зачем он явился во дворец, ведь он должен был сказать халифу что-то важное. Когда он был почти у дверей, Ал-Муктадир встал и велел ему вернуться.

Вазир вернулся. Халиф сел на свое место и, глядя себе под ноги, сказал:

– Я полагаю, что ты сейчас отправишься на кухню и выскажешь свое мнение управляющему, изложишь, что произошло между нами по поводу специй и отстранишь его от должности.

– Да будет так, о эмир верующих! - воскликнул Али ибн Иса.

Но халиф вдруг засмеялся и промолвил:

– Я предпочел бы, чтобы ты этого не делал. Может быть, эти динары уходят на нужды людей. Я не хочу отбирать их у них.

Сбитый с толку, Али ибн Иса машинально ответил:

– Слушаю и повинуюсь, - и добавил, - да благословит Аллах твою щедрость.

– Что-нибудь еще? - улыбаясь, спросил Ал-Муктадир. Он был доволен собой и уроком, который преподал вазиру. Заставил померзнуть в отместку за его несвоевременный визит и ловко дал понять старому скряге, что не намерен заниматься учетом мелких расходов.

Халиф вспомнил, что Али ибн Иса подсчитывает лебединый корм на прудах, и вновь засмеялся. Беспричинно для окружающих. Вазир счел это хорошим знаком, взбодрился и тут же вспомнил об истинной цели своего визита.