Элен Каррер д'Анкосс - Генерал де Голль и Россия

Тем не менее он приезжает в Париж 15 мая и направляется в Елисейский дворец, где генерал де Голль встречает уже совсем другого Хрущева. Улыбчивому семейному окружению, сопровождавшему его в Париж и придававшему ему образ «простодушного добряка», пришел на смену совсем иной кортеж. Помимо Громыко и посла Виноградова, при главе советского правительства находится маршал Малиновский, «ракетный маршал», чья манера держаться не имеет ничего общего с добродушием. С самого начала Хрущев вручает генералу де Голлю ноту, где перечисляются его претензии и указывается, на каких условиях он согласен участвовать в саммите. Он жаждет не более и не менее, как навязать американскому президенту настоящее унижение. Он требует подчеркнутых извинений, гарантий, что все ответственные за инцидент с U-2 будут наказаны, официального обязательства Вашингтона отказаться от практики шпионажа. Генерал вмешивается, выдвигает аргумент, что ни одно государство не защищено от пролета над его территорией самолетов или спутников-разведчиков. В сам момент, когда мы обсуждаем эту проблему, уверяет он, над Францией пролетает советский спутник 97 97 Цит. по: Lacouture J. De Gaulle. T. III. P. 391. .

Но, вопреки всем усилиям по примирению, на которые не скупится принимающая сторона, Хрущев не уступает. 17 мая конференция начинается в его отсутствие. Со своей стороны, Хрущев призывает в свидетели конфликта французов и прессу. Сначала он проводит перед своим посольством на улице Гренель импровизированную пресс-конференцию, за которой следует многолюдная встреча с общественностью, превратившаяся в митинг, во дворце Шайо. Множество коммунистов и столько же антикоммунистов пришло, чтобы соответственно приветствовать и оскорбить его. Еще немного, и встреча с общественностью вылилась бы в драку. «Добродушный мужик» перевоплощается в разъяренного доктринера, выкрикивающего: «Если остатки недобитых фашистских захватчиков будут “укать” [имеются в виду возгласы неодобрения из толпы. – Примеч . пер .] против нас, как это делали гитлеровские разбойники, и будут опять готовить нападение, то мы их “укнем” так, что они костей не соберут!» 98 98 Fontaine A. Histoire de la guerre froide. Paris: Fayard, 1966. T. II. P. 385. Присутствие рядом с Хрущевым застывшего Малиновского заставляло поверить в эти угрозы. Хрущев хотел организовать эту демонстрацию сил на французской территории, хотел публично подвергнуть критике «американский империализм».

После этого конференция на высшем уровне не могла быть продолжена. Хрущев покидает Париж 19 мая, не скупясь на теплые слова и комплименты в сторону генерала де Голля, но перемежая их угрозами в адрес западных лидеров, «всех троих действующих заодно в рамках НАТО», и критикой американского президента, которого называет «посредственной особой».

Это – полный провал. Однако одному человеку он на пользу: канцлеру Аденауэру, который боялся, как бы успех саммита не оказался в ущерб Германии. Кстати, он приехал в Париж в начале саммита как раз для того, чтобы убедить трех западных лидеров не жертвовать Берлином в угоду Хрущеву. Беспокойство канцлера Аденауэра возросло, поскольку, зная ответственность Вашингтона, неосторожно поставившего саммит под угрозу, он предполагал, что американский президент может попытаться загладить свою оплошность, сделав уступки по Берлинскому вопросу. Действительно, это могло бы быть одним из самых верных средств сгладить инцидент с U-2 и избежать извинений, требуемых кипящим от ярости Хрущевым 99 99 Fleming D. F. The Cold War and Its Origins. London: Doubleday, 1961. Vol. I. Цит. по: Fontaine A. La Tache rouge. P. 283. .

Кстати, генерал де Голль предполагает в своих «Мемуарах», что «англо-американцы, и в частности Макмиллан, казались готовыми к подобному торгу».

В конечном счете единая решительная позиция одержала верх, присутствие Малиновского, враждебно настроенной глыбы, наблюдающей за словами как своего премьер-министра, так и западных лидеров, убедило последних в том, что любые уступки будут бесполезны. Макмиллан предположил, что это присутствие военного свидетельствовало об ослаблении позиций Хрущева в своей стране. Зачем тогда с ним и разговаривать?

Для генерала де Голля неудача была мучительной, а разочарование огромным. Ведь он приложил столько усилий, чтобы саммит стал французской инициативой и проектом. В ходе визита Хрущева во Францию он попытался убедить своего гостя в том, что саммит – лучшая возможность для продвижения дела мира в Европе. Безусловно, саммит натолкнулся на непредвиденное препятствие, но Хрущев без колебаний воспользовался предлогом. Не указывает ли эта поспешность на то, что советский лидер искал любой повод для разрыва в случае, если он не получит того, чего требовал, то есть уступок по германскому вопросу? 100 100 Протоколы саммита и встреч см.: DDF I. 1960. P. 659–679.

Несмотря на разочарование, генерал де Голль прежде всего попытался сохранить диалог с Москвой. В своем выступлении 31 мая он подверг критике «экстремальную» реакцию Хрущева, но в очередной раз выразил свою веру в политику разрядки. Однако такая доброжелательность продлилась недолго. Уже с лета 1960 г. отношения между Москвой и Парижем становятся напряженными, а германский вопрос и разоружение все чаще превращаются в повод для желчных пикировок.

При этом отношения между союзниками ненамного проще. Президентская предвыборная кампания, противопоставившая Никсона Кеннеди, беспокоит генерала. Возобновит ли вновь избранный президент провокации, которые привели к провалу саммита? Или же предпочтет пойти на уступки Москве, чтобы установить диалог между двумя мировыми сверхдержавами, не включая в него остальных? После избрания Кеннеди и как только проявляются первые признаки завязывания диалога между Кеннеди и Хрущевым, генерал пытается утвердить место Франции в новой конфигурации сил. В конце мая он принимает нового американского президента в Париже. Блеск этого визита – совершенно исключителен, все силы брошены на то, чтобы убедить американского президента в могуществе Франции и ее способности сохранить свою роль в европейском строительстве. Беседуя с Кеннеди, генерал де Голль пытается убедить его, что Франция, друг США, не является их помощником , но, как он часто повторяет и пишет, «действует самостоятельно».

Кеннеди должен встретиться с Хрущевым в Вене, сразу же после отъезда из Франции. Генерала мучают опасения, что между ними наладится взаимный диалог, диалог только между Вашингтоном и Москвой, не включающий другие страны, и прежде всего Францию. Потому он попытался убедить своего собеседника в трудности установления связей с Москвой, в двуличности Хрущева и необходимости действовать совместно для его нейтрализации. Относительно германского вопроса он тем более настойчив, что знает стремление Хрущева включать его в повестку дня всякий раз, когда ему предоставляется для этого повод, чтобы все глубже утверждать свою позицию. Генерал также знает, что Кеннеди, обеспокоенный советской инициативой в Германии, склоняется к переговорам, чтобы, как говорит он, избежать худшего. Генерал возражает ему, отмечая, что все переговоры будут тщетными и уступки, на которые пытаются идти Кеннеди и Макмиллан, лишь повлекут за собой другие. Только единый фронт западных стран по этому ключевому вопросу, их согласованная твердая позиция, их солидарность могут воздействовать на Хрущева и предотвратить кризис, которого страшится президент США. «Нужно дать понять Хрущеву, что если вокруг Берлина разразится битва, то это будет войной», – настаивает президент Франции.