Элен Каррер д'Анкосс - Генерал де Голль и Россия

Часто генералу де Голлю приписывали емкий комментарий «непредвиденное осложнение» для характеристики введения войск в Прагу. Это ошибка. Эти слова не принадлежат ни генералу де Голлю, ни Мишелю Дебре. Ему их тоже приписывали, но он от авторства отказался. Как совершенно справедливо уточняет Андре Фонтен, они были сказаны президентом Джонсоном. Действительно, 10 сентября 1968 г. в Нью-Йорке он заявил: «Это досадное непредвиденное осложнение повлечет за собой лишь краткосрочные последствия, мы приложим к этому все усилия» 161 161 Fontaine A. Un seul lit pour deux rêves: Histoire de la détente, 1962–1981. Paris: Fayard, 1981. P. 138. . Со своей стороны, генерал, который с живым интересом следил за реакцией чешских властей и народа, с грустью прокомментировал: «Что можно сделать для нации, которая не хочет себя защищать?» 162 162 Boissieu A., de. Pour servir le Général, 1946–1970. Paris: Plon, 1982. P. 208.

Опубликованное по итогам заседания Совета министров коммюнике гласило: «Вооруженное вторжение Советского Союза в Чехословакию показывает, что правительство Москвы не прекратило политику блоков , навязанную Европе в результате Ялтинских соглашений… Франция… констатирует тот факт и выражает сожаление, что события в Праге не только являются нарушением прав и свободы развития дружественного государства, но и противоречат разрядке в Европе».

Тон коммюнике крайне сдержан. Ялта и «политика блоков» подвергнуты осуждению в той же степени, что и советская политика. 24 августа Эрве Альфан принимает посла Зорина и информирует его о том, что Франция требует вывода войск Варшавского договора из Чехословакии 163 163 Alphand H. L’Étonnement d’être: Journal, 1938–1973. Paris: Fayard, 1997. P. 513. . «В ледяной атмосфере, – пишет Альфан, – Зорин повторяет, что ввод войск произошел по просьбе “чехословацких руководителей”, имена которых он, вопреки моим настойчивым просьбам, отказывается назвать… для него эта проблема касается только социалистического лагеря и не угрожает безопасности никакого государства». Генерал де Голль был крайне возмущен, задет этой открытой демонстрацией провала, или относительного провала, своей политики, порывать с которой он не хотел. Отсюда его стремление анализировать события, дистанцируясь от них. За несколько недель до этого он сказал французскому послу в Москве Оливье Вормсу, приехавшему, чтобы предупредить его о грядущей советской операции в Праге: «Это – ссора коммунистов, в сущности, мне на нее наплевать» 164 164 Wormser O. L’occupation de la Tchécoslovaquie vue de Moscou // Revue des Deux Mondes. 1978. P. 590–595. Цит. по: Roussel É. Charles de Gaulle. Paris: Gallimard, 2002. P. 890. . Резкая и выразительная формулировка, которые так мастерски удавались генералу де Голлю, передает одновременно и его скептицизм в отношении военного потенциала чехов, и некоторый упадок духа, который так точно подметил Андре Фонтен. Эти слова также связаны с тем, что в тот момент советское руководство приложило все усилия, чтобы не задеть самолюбие Франции. Одним из результатов визита генерала де Голля в СССР в 1966 г. стало обязательство начать регулярные или чрезвычайные в случае срочности вопроса двусторонние консультации. В соответствии с этими соглашениями, Францию проинформировали об операции, которая должна была образумить правительство Дубчека, непосредственно в момент ее начала. Эрве Альфан рассказывает в своих мемуарах: «Ночью 20 августа меня разбудил Брюно де Лесс. В полвторого ночи Зорин хотел передать де Голлю послание. Его принял Трико. Он пришел, чтобы объявить, что советские вооруженные силы, при поддержке поляков… отвечая на призыв о помощи руководителей Чехословацкой Социалистической Республики, получили приказ о пересечении чешской границы, чтобы защитить это государство от внешней и внутренней угрозы» 165 165 Alphand H. L’Étonnement d’être. P. 512. .

Анри Фроман-Мерис описывает в своем «Московском дневнике» 166 166 Froment-Meurice H. Journal de Moscou. Paris: Armand Colin, 2011. эти трагические моменты, которые он наблюдал, находясь в центре событий, в посольстве, глядя на них гораздо более «изнутри», чем дипломаты, беседовавшие с Зориным в Париже. Он признает, что испытал «почти облегчение» оттого, что событие, которого он ожидал с полной уверенностью в его наступлении, наконец-то произошло. Однако он оценивает введение войск в Прагу не как новый Мюнхен, который нарушил равновесие сил в Европе, – такой взгляд был в большой моде в августе 1968 г. на Западе – а как насильственное поддержание статус-кво, которому угрожала «Пражская весна». Его же выводы относительно французской политики заслуживают нашего внимания: «Мы продолжим нашу политическую линию в отношении СССР, несомненно, с некоторыми оговорками, но все же продолжим, я в этом убежден, поскольку вся международная политика генерала лишается смысла, если он не может продолжать игру с русскими. Ему остается только обижаться в грустном одиночестве или же снова наладить отношения с НАТО, на что он никогда не пойдет» 167 167 Ibid. P. 346–347. .

Этот анализ одновременно верен – генерал действительно не собирается менять политику, несмотря на удар, нанесенный по разрядке, – и слишком суров, поскольку подчеркивает консерватизм мышления генерала де Голля. У того есть одно глубокое убеждение, которое он открывает своим министрам на одном из заседаний кабинета: для него единственная имеющая перспективы на будущее политика – это политика, направленная на ликвидацию блоков 168 168 Vaïsse M. La Grandeur. P. 447. .

Генерал, чей ум, что бы ни говорили его противники, никогда не знал отдыха, полагал, что советское силовое вмешательство также может иметь свои преимущества для развития Восточной Европы и в конечном итоге для успеха разрядки. Предыдущий опыт «нормализации» – Венгрия в 1956 г. – показывает, что Москва может попытаться компенсировать применение силы уступками той стране, которая ему подверглась. Оккупированная Чехословакия не может поставить под угрозу статус-кво, но ее руководители, которые предстают в глазах соотечественников не иначе как «коллаборационистами», могли бы попытаться получить у Москвы компенсацию за свое подчинение, чтобы изменить систему изнутри. «Гуляш-коммунизм» (кадаризм), изобретенный венграми, станет этому доказательством, и генерал де Голль оценил его по достоинству.

Несмотря на внешнее приятие Пражского переворота, его отрицательное влияние на франко-советские отношения и на внешнюю политику Франции быстро дало о себе знать. На пресс-конференции 9 сентября 1968 г. генерал де Голль прямо осудил советский тоталитаризм: «Франция, – говорит он, – хочет донести до “великого русского народа, естественного союзника Франции”, что ожидает от него гораздо большего, чем видеть, как он замыкается на себе и порабощает свои государства-сателлиты за оградой всеподавляющего тоталитаризма». И он вновь говорит о своей вере в мощное освободительное движение, которое поднимет народы и на которое у идеологий нет другого ответа, как только навязать свое господство. «Никакая идеология, и в частности коммунизм, не может одержать верх над национальным чувством; принимая во внимание всеобщее стремление к прогрессу и умиротворению, уже слишком поздно, чтобы добиться разделения Европы на два противостоящих блока в долгосрочной перспективе» 169 169 DM V. 1966–1969. P. 334, 355. .