Роберто Пацци - В поисках императора

Ипсиланти, не дав никому возможности ответить, встал и направился к карте, которую приказал повесить прямо у обеденного стола. Его объяснения, как обычно краткие и емкие, не должны были, казалось, вызывать вопросов, но как только он замолк, стало понятно, что они появятся и что князь об этом знает. Медленным и тяжелым шагом он вернулся к столу, неторопливо наполнил серебряный бокал.

Первым высказался Хабалов:

– Благодарю вас, ваше высокопревосходительство, за высокую честь, которая мне оказана назначением командовать половиной Преображенского. Но как можно даже думать о том, чтобы идти напрямик через тайгу? Все знают, что без проводника это верная смерть. Комары, болота, бездорожье, звери, наконец!

– Хабалов, когда в семьдесят восьмом году у меня под началом было только тридцать шесть человек моего взвода и турки отпустили нас в пустыню, уверенные, что мы умрем, они не приняли в расчет бесконечного терпенья русского солдата, его умения приспосабливаться. Вы видите, что я до сих пор жив, и только три человека умерло тогда во время перехода. Вам не кажется, что после того, что мы пережили в пустыне, тайга не должна пугать нас? Наверное, вы хотели спросить у меня о другом: почему я сам не хочу командовать этим переходом через тайгу? Поверьте, страха я не чувствую. Я всего лишь не могу себе этого позволить, я должен прийти к царю непременно и знаю, что могу рассчитывать на вашу преданность и самоотверженность.

– Но, ваше превосходительство, здесь больше никто не знает, где мы находимся, кто мы теперь, что происходит в мире… Война, беспорядки в Петрограде, царь в Тобольске… Да правда ли все это? – это был Гудериан, в минуты волнения грассировавший более обычного. В его голосе было недоверие, которое не ускользнуло от Ипсиланти.

– Может быть, для вас уже не является правдой то, что должно ей быть, Гудериан? Это уже не первый раз, когда я замечаю ваши сомнения!

– Захотят ли солдаты еще раз пойти за нами? – Карель поднялся с места, голос его дрожал, а обведенные бессонными кругами глаза блестели. Он казался совершенно больным. Ходили слухи, что он все чаще прибегает к помощи полкового врача, его волшебного докторского саквояжа, где был и морфий. Но Ипсиланти испытывал уважение к страданиям Кареля, он знал, что на этого человека можно положиться. Князь беспокоился лишь о том, что Карель слишком молод для командующего батальоном и по ночам его должна бить та же лихорадка, что и многих солдат.

– Может быть, вы хотели спросить, способны ли вы сами еще подчиняться приказу?.. – Ипсиланти выговорил это почти шепотом, опустив голову. Он знал, какое серьезное обвинение бросает в лицо офицеру и дворянину.

И на самом деле, Карель тут же сорвался с места и с разъяренным лицом сделал несколько шагов навстречу князю. Вокруг все пришло в движение, офицеры кинулись к нему, чтобы остановить, а он плетью повис на их руках, потеряв сознание. Карелю сделали укол, и несколько минут спустя он уже сидел на прежнем месте, как будто ничего и не случилось. Среди сотрапезников завязался спор о том, как нужно организовать поход через тайгу, но уже почти без участия самого князя.

Ипсиланти смотрел на них, медленно переводил взгляд черных глаз с одного на другого… Видел он совсем не этот стол и совсем не этих людей, а того солдата, убежавшего в лес. Вот он смотрится в зеркало, а вот раздевается и, совершенно свободный и счастливый, уходит в тайгу. На самом деле этот голый солдат – не просто сумасшедший, это весь его Преображенский полк, а может, и более того. Вся Россия в эту минуту, нагая и потерянная, похожа на солдата, который больше не хочет держать ружья. Пожалуй, в вестях, которые принесли им евреи, было немало правды. В глубине души князь сам боялся этого прибытия в Тобольск, боялся той реальности, которая предстанет перед их глазами и от которой уже нельзя будет спрятаться. Тогда многим покажется, что было бы лучше вечно плутать в безлюдном лесу, как в библейские времена иудеи плутали в поисках земли обетованной, и умереть, как Моисей, так и не добравшись до нее. Если в России больше нет царя, то кому он, князь Александр Илларионович Ипсиланти, служит? Перед кем выказывает свою доблесть, ум, опыт? Если на самом деле счастье – это верно служить человеку или идее, если так страшно – никому и ничему не принадлежать, какая у него получится жизнь в этом завтра, где не будет империи, в новой России – как тот солдат, нагих и свободных, брошенных на произвол желаний собственной плоти, алчущей пищи, одежды, тепла; во вселенной, населенной просто телами, у которых равные права и равные требования? Он хотел умереть в старой России и готовился к этому: решение разделить полк пришло к нему именно поэтому. И если он хотел сохранить достоинство, умирая, у него уже почти не оставалось для этого времени.

– Господа офицеры, прошу немного тишины! По-моему, я выразился достаточно ясно, и если у вас нет иных возражений, завтра в десять часов жду вас с детальным планом действий на неделю. А теперь, надеюсь, вы присоединитесь ко мне, чтобы выпить за здоровье нашего императора…

Поднявшись со стула, который тотчас же был унесен Алексеем, он обвел взглядом тех, кто был на войне рядом с ним пять долгих лет. Он видел, что некоторые колеблются, оглядываются по сторонам, ищут в глазах товарищей ответы на свои вопросы, а потом медленно встают и поднимают в конце концов бокалы, у кого наполненные наполовину, а у кого и совсем пустые, словно сосуды со своей верой.

– Налейте полковнику Гудериану, майору Степано́вичу, врачу, капитану Карелю… Мне кажется, их бокалы пусты… – громко сказал Ипсиланти Алексею.

Кто знает, кто из них первым предаст его и бросится грабить запасы съестного в обозе? А кто останется верен и не прикоснется к ворованному? Нужно было предвидеть их реакцию и направить самых слабых в тайгу, а самых сильных удержать при себе, чтобы дать им иную смерть. Поэтому он должен разделить свой полк.

Но решимость князя была поколеблена непредвиденным событием. Следующей ночью тигр, ворвавшись в полковую «конюшню» – эскадрон св. Георгия, задрал и покалечил многих лошадей. Был ранен и Фетонт, белый конь князя. Добить его пришлось самому Ипсиланти; разбуженный посреди ночи шумом и криками, он, бросившись на место происшествия, увидел своего коня истекающего кровью. В лагере творилось что-то неописуемое. Казалось, тигр привел с собой из тайги тысячу маленьких бесов, разбудивших в солдатах, для которых вот уже два года ствол ружья служил лишь подпоркой во время передышек, жажду крови и убийства. Они разделились по взводам, по командам и прочесывали тайгу. Многие говорили, что видели тигра и даже преследовали его несколько мгновений. Кто-то с содроганием вспоминал два желтых горящих глаза, вспыхивающих, как угли, все дальше и дальше в зарослях, но никому так и не удалось настигнуть его. Раненые кони ржали, и казалось, это плачут и кричат люди. Солдаты утирали слезы, глядя на муки верных животных, которым ничем нельзя было помочь. Зверь растерзал троих и искалечил по меньшей мере с десяток лошадей, и никто не понимал, по какой причине.