Джон Перри - Завоевания в Центральной и Южной Америке XV—XIX веков. Под властью испанской короны

Прибыли от торговли с Индиями и стимулирующее действие американского серебра были нужны как никогда раньше для восстановления разрушенной экономики. Ни авторитет короны, ни сила оружия не могли их вернуть. Рынок Ла-Платы был безвозвратно потерян в 1810 году. В 1818–1820 годах в результате войн Боливара аналогичным образом уплыл из рук Испании, ценный какао и кофейный бизнес в Венесуэле и Колумбии. К 1825 году были окончательно потеряны рудники Перу; а тех, что были в Мексике, Испания лишилась еще раньше, в 1821 году. Потери включали не только политический контроль, налоговую выручку и бо́льшую часть собственности Испании, как государственной, так и частной, – торговля и нематериальные активы тоже были утрачены. Решительное упорство испанской короны при защите своего положения в Индиях и ее долгое нежелание признать новые независимые государства – все это способствовало усилению и продлению взаимной вражды. Между Испанией и Индиями не были установлены дружественные торговые отношения. Обнищавшая Испания мало что могла предложить в плане товаров или рынков своим бывшим колониям, а креолы не были настроены на примирение, помощь или сочувствие. Испания в 1820-х и 1830-х годах была разделенной, униженной и голодной страной. Ее положение – даже напрасные страдания в Карлистских войнах 1833–1840 и 1872–1876 годов – можно было, по крайней мере отчасти, отнести на счет двух бедственных событий – вторжения французов и колониальных восстаний.

Не все территории в Индиях были утрачены, это верно. Оставались еще Большие Антильские острова Куба и Пуэрто-Рико с их торговлей табаком, сахаром и рабами, Филиппины и их столица Манила – оживленный торговый выход на Дальний Восток. Это были больше чем просто осколки империи. В 1825 году Моро де Жонне́ мог еще серьезно сравнивать испанскую империю с колониальными владениями Англии и Франции, указывая, однако, что и Филиппины с Манилой, и Куба имеют больший объем торговли с Великобританией и Соединенными Штатами, чем с Испанией. Ни одно из этих оставшихся колониальных владений в годы, последовавшие непосредственно за 1825 годом, не сделали сколько-нибудь значительного вклада, чтобы облегчить бедственное положение Испании. Торговля с Пуэрто-Рико была очень мала; этот остров всегда ценился больше за свое стратегическое положение, нежели за торговую значимость. Куба тоже, хоть и была относительно процветающей, требовала инициативы и капитала для развития своего потенциального благосостояния, и прошло несколько лет, прежде чем Испания могла ей предложить и то и другое. Трудности были как психологические, так и экономические. В некоторых кругах горечь из-за утраты основных регионов в Индиях быстро сменилась разочарованием в империи в целом и склонностью преуменьшать ценность того, что от нее осталось. Экспедиция в Тампико в 1829 году, посланная с целью заново завоевать Мексику, не привлекла к себе ни поддержки, ни интереса в Испании. Разочарование усиливала существовавшая в то время мода на либеральную экономическую теорию. Канга Аргуэллес – самый выдающийся испанский экономист своего времени, который, что важно, был министром в период неудавшейся конституциональной интерлюдии 1820–1823 годов, утверждал, что испанцы на протяжении более 300 лет посылали в Америку людей, товары, идеи и опыт с огромной выгодой для королевств Индий, что привело к обнищанию Испании. Многие испанцы в прошлом, как мы уже видели, испытывали угрызения совести из-за руководства империей. В каждом веке некоторые открыто утверждали, что Индии были несправедливо получены или что ими управляют деспотически. Однако говорить, что Индии не приносили доход, что цена империи была чрезмерной – это было что-то новое. Согласно таким рассуждениям, меры по развитию Кубы и Пуэрто-Рико должны были принести этим островам больше пользы, чем самой Испании. Вкладывать деньги в колонии – это бросать деньги на ветер. Индии потеряны. Испания, освободившаяся от своего долгого рабства – ответственности за империю, – должна сосредоточиться на планировании своего собственного будущего и развитии своих собственных ресурсов.

Проблема, которая встала перед Испанией, состояла в том, чтобы приспособиться к новым обстоятельствам в меняющемся мире. Еще более сложные проблемы встали перед бывшими королевствами Индий – проблемы и переустройства, и импровизации. Их реакция на эти проблемы после первого возбуждения от принятия конституций была в высшей степени консервативной. Войны за независимость были в первую очередь политическим переворотом: не свержением общественного строя, а заменой одних правителей другими при сохранении строя. В колониальной империи существовали два основных источника влияния и власти – местный и общий. Местная власть была прерогативой креольской аристократии. Преемники или потомки первых завоевателей и поселенцев осуществляли свою власть через свое владение землей, стадами и рудниками, посредством своего общественного и экономического влияния на людей, проживавших в их поместьях, свой контроль – непосредственный или косвенный – за муниципальным управлением и путем приобретения или наследования благосклонности вице-короля, местных административных должностей. Общая власть была прерогативой короны – средоточия лояльности и стража общественного порядка, осуществляемая через ее постоянных чиновников, светских и церковных, и занимавшаяся законотворчеством для империи в целом. Правительства вице-королей и провинций зависели от короны; они не происходили из местных властных городских структур и haciendas и не были их представителями. Бок о бок существовали две власти, и во времена Габсбургов они в целом уважали прерогативы и сферы влияния друг друга. Во второй половине XVIII века корона, взяв к себе на службу профессиональную регулярную армию и реорганизованную службу гражданских чиновников, ужесточила свой централизованный контроль и усилила свою власть за счет местных магнатов. Старое общество завоевателей в войнах за независимость бурно реагировало против усилившегося контроля и нанесло поражение короне, изгнав королевских чиновников и создав новые независимые органы власти под руководством своих собственных лидеров. В этом аспекте войны за независимость можно рассматривать как восстание реакционной территориальной аристократии против центрального правительства, вводящего новшества и совершенствующего управление.

Это, конечно, была не вся история. Независимость имела также и свои инновационные аспекты. И хотя боевые действия вели в основном местные военные командиры – каждый со своими вооруженными последователями, – общее ведение войны было организовано, а окончательные победы достигнуты с помощью немногочисленной, но влиятельной городской интеллигенции, которая генерировала политические теории, лозунги, обеспечивала необходимые дипломатические и торговые связи, а также бо́льшую часть денег. После войны, когда был утрачен объект лояльности, гражданские служащие – распущены, администрация – ввергнута в хаос, а отдельные местности оказались под властью местных лидеров – земельных магнатов, предводителей пастухов или просто бандитов, эти городские политики направили свое влияние на создание национальных государств современного типа, объединяющих целые вице-королевства, провинции или группы провинций. Некоторые из них – например, Бернардино Ривадавия (1780–1845) в Аргентине, Диего Порталес Паласуэлос (1793–1837) в Чили и, разумеется, сам Симон Боливар – были людьми, обладавшими большими способностями и гибкостью ума. Они пытались создать централизованные правительства в столичных городах, разрабатывали конституции, привнося в Испанскую Америку все современные атрибуты представительных собраний. Они выступали с декларациями, определявшими права граждан, публиковали новые своды законов, явно основанные на принципах скорее Великой французской революции, нежели на старых королевских кодексах. Они стремились – и в этом у них было больше общего с бывшими министрами Бурбонов, чем с их собственными союзниками- caudillo , – разрабатывать идеи «просвещения» в управлении, общественной и религиозной жизни и применять разумные идеи в таких сферах, как развитие экономики и общественной жизни. Естественно, они сталкивались с сопротивлением; история большей части Испанской Америки в первой половине XIX века связана с постоянной, старой как мир борьбой между вводящими новшества и усовершенствования (и собирающими налоги) центральными правительствами, с одной стороны, и консервативным, часто примитивным местным партикуляризмом, с другой. Facundo Сармьенто [110] Имеется в виду Доминго Фаустино Альбаррасин Сармьенто (1811–1888), аргентинский военный деятель, масон, педагог, писатель, журналист, губернатор провинции, посол Аргентины в США, министр внутренних дел и просвещения в 1865–1868 гг. и президент Аргентины в 1868–1874 гг. и его книга «Факундо» (сокращенное название). является классическим выражением этого широко распространенного конфликта.