Джон Перри - Завоевания в Центральной и Южной Америке XV—XIX веков. Под властью испанской короны

Подобно экономике, общественное устройство Кастилии отличалось от общественного устройства на остальной территории Западной Европы. На всей территории Кастилии на каждом подходящем утесе высился замок – либо цитадель могущественного человека, либо небольшой укрепленный монастырь какого-нибудь военного церковного ордена – все они были главным образом крепостями. В большинстве своем они не были административными центрами местных феодальных поместий, так как их богатства были в постоянном движении. Феодальные связи были слабыми и основывались больше на личной верности, чем на территориальной зависимости или юрисдикции. Дворянин изначально не был человеком, который владел землей, доставшейся ему по наследству. Он был человеком, который имел в собственности коня и был готов отправиться на нем сражаться, чтобы поддержать своего феодала. Его конь не меньше, чем его меч, отличал дворянина от крестьянина, связанного с землей: это был символ его мобильности, гордости и независимости как военного человека. Отсюда и любовь к лошадям и чувство товарищества с ними, характерные для класса воинов, мелкой знати Кастилии. Великий народный герой средневекового кастильского эпоса Сид [5] Идальго Родриго Диас де Вивар (около 1043–1099), нанес решительное поражение Альморавидам, в 1094 г. взял Валенсию, которую позже, правда, мавры вернули (окончательно взята христианами в 1238 г.). принадлежал к этому классу, классу infanzonía . Его родовое имение было небольшим, а его личный авторитет – огромным. Его конь Бабьека был почти таким же знаменитым, как и сам герой. Такой человек признавал долг верности и повиновения своему королю или сюзерену, но он ожидал от короля, что тот будет уважать его личное достоинство и советоваться с ним при принятии важных решений. Дисциплинированная сдержанность, удачно сочетающаяся с воинской храбростью и придающая благородство характеру Сида, не имела ничего общего со страхом или надеждой на покровительство.

Королевство Кастилия было крепким, жизнерадостным и хищническим. Ее рыцари считали богатые княжества Юга своей законной добычей. Сдача Толедо королю Альфонсо VI в 1085 году была великим поворотным пунктом в истории экспансии Кастилии. В следующем веке кастильцы уже уверенно обсуждали на переговорах с другими христианскими государствами вопрос об установлении границ их будущих завоеваний не только на полуострове, но и в Северной Африке. Волна войн вздымалась и опадала несколько раз после падения Толедо, но Кастилия со своими крепостями и конницей успешно отражала нападения Альморавидов и Альмохадов и в XIII веке вступила в войну, которая расширила ее территорию до южного побережья Испании. Мурсия была взята в 1243 году, а король Арагона, сам уже завладевший Валенсией, признал право Кастилии на это новое приобретение. Ибн аль-Ахмар, правитель Гранады, купил ограниченную независимость, предложив платить дань и оказывать содействие в борьбе против Севильи. Благодаря этому Гранада выстояла еще 200 лет как единственный мусульманский taifa , связанный с Северной Африкой узеньким плацдармом на Гибралтаре и в Альхесирасе [6] Основными портами Гранадского эмирата были Гибралтар, Малага и Альмерия (взятые испанцами соответственно в 1461, 1480 и 1480 гг.). . Севилья сдалась Фердинанду III Святому (р. 1199, умер в 1252, король Кастилии с 1217 и король Леона с 1230 г.) в 1248 году. Трудно преувеличить важность этого события. Самая богатая, плодородная и цивилизованная территория во всей Испании, самый крупный и трудолюбивый город, процветающий порт, который впоследствии станет вратами атлантической торговли и открытий, вошли в состав Кастилии – самого воинственного, могущественного, а с точки зрения экономики и общественного устройства самого отсталого королевства в Испании. Целый арсенал нового оружия был вложен в руки преемников Сида.

После завоевания Андалусии судьбы иберийских королевств разошлись. Наварра, долгое время не делавшая заметных успехов в развитии, уже повернулась к Франции. В составе королевства Арагон Каталония начала создавать свои торговые колонии вслед за теми, которые основывала Генуя по всему Средиземноморью, а королевская власть в Арагоне занялась присоединением к своим владениям средиземноморских островов и завоеванием Южной Италии [7] Арагон в 1282–1284 гг. захватил Сицилию, в 1326 г. Сардинию, в 1442 г. Неаполь. . Леон, передав свои имперские притязания Кастилии, стал терять свою политическую индивидуальность. Португалия оставалась связанной с Кастилией, но только до тех пор, пока Гибралтар и Тарифа (на мысе Марроки) не оказались в руках христиан; как только появился не связанный с риском транзит между океаном и внутренним морем, слияние средиземноморского и атлантического мореходства в Лиссабоне открыло португальцам новые перспективы океанической торговли и открытий. Гранада, находившаяся между двумя жерновами – Кастилией и Марокко, сохраняла зыбкую независимость путем интриг и заключения союзов. Сама Кастилия со своей примитивной общественной и экономической системой и традицией военных походов придерживалась политики колонизации и завоевания.

Как только Андалусия была завоевана Кастилией, она была быстро и в значительной степени колонизирована. Более ста лет Севилья была излюбленным местом проживания кастильских королей, и, естественно, они стремились населить Андалусию верными себе подданными. Кастильские дворяне завладели большими феодальными поместьями на юге, включая огромные пастбища для скота в более засушливых гористых районах, а в долинах – плодородные орошаемые территории, возделываемые покорными крестьянами mudéjar. Вслед за армиями освободителей шли колонисты со всей Северной Испании, из Кастилии, Леона, Арагона и Страны Басков, привлеченные хорошими землями, благоприятным климатом, богатой и рафинированной жизнью южных городов и перспективой помыкать мусульманским населением, которое из-за завоевания было низведено до более низкого положения в обществе. Моряки с побережья Бискайского залива, Галисии и Португалии селились не только в Севилье, но и во многих небольших портах графства Ньебла, которые со временем стали вспомогательными портами Севильи и имели скромную долю от ее торгового процветания. Все эти поселенцы приносили с собой свои местные обычаи и речь, но в андалусийском плавильном котле они постепенно теряли свои региональные различия и стали испанцами, переняв язык Кастилии, который стал доминирующим в Испании. На протяжении более двухсот лет это неуклонное смещение на юг продолжалось, а вместе с ним – медленный, но верный сдвиг центра экономического притяжения. В Андалусии кастильцы создали свои собственные внутренние имперские отношения и сформировали традиции завоевания и поселения, которые они неизбежно рано или поздно будут стремиться переносить и за пределы Испании.