Иван Ефремов - Собрание сочинений в 5 томах. Том 5/3. Таис Афинская

— Наверное, его окружают лучшие красавицы Ионии, Сирии, Египта? — спросила Таис.

Неарх расхохотался добрым смешком.

— Ты удивишься! Представь, у Александра никого нет, если не считать какой-то невзрачной вдовы, которую он взял к себе в палатку после того, как старшие полководцы посоветовали ему не возбуждать недоумение среди воинов и обзавестись любовницей… Десятки тысяч молодых женщин проданы в рабство — бери любую. В битве при Иссе он захватил все имущество — Дария и его семью, включая мать, жену и двух дочерей. Жена Дария Статира считалась первой красавицей Азии, да и царевны красивы.

— И он не взял ее?

— Нет. И не позволил никому из приближенных, сказав, что эти женщины будут заложницами.

Таис взяла с глиняного блюда горсть карийского миндаля — обычной в Элладе еды, по которой соскучилась в Египте.

— Так он совсем не любит женщин? — спросила она.

— Я бы не сказал. Когда Птолемей намекнул ему, что персиянки царской семьи прекрасны, Александр почти с ожесточением ответил: «Да — и это мученье для моих глаз!» Нет, он чувствует женскую красоту и преклоняется перед ней!

— Тогда почему он избегает женщин?

— Мне думается, Александр не совсем обычный человек. Он безразличен к еде и питью. Я видел, как ему претит обжорство товарищей, устраивавших пиры после каждой победы. Он не алчен, хотя ни один человек в Элладе не владел еще такими сокровищами. Любимое занятие у него — читать по ночам, а днем общаться с криптосами — разведчиками пути, и беседовать с философами.

— А вдова?

— Она не любит Александра и боится его, укрываясь в заднем отделении шатра, будто мышь.

Наступила очередь засмеяться Таис.

— Ты сам как понимаешь его, близкий друг? Или есть еще ближе? Птолемей? Гефестион?

— Гефестион, пожалуй, но как раз потому, что полностью противоположен Александру. Птолемей себе на уме, хотя сообразительность и быстроту его решений Александр ценит высоко. Я знаю море, а он от него далек. Мы, его ближайшие друзья, в последнее время как-то отошли от него. Решения Александра трудно предвидеть, его поступки часто необъяснимы.

— Например?

— Иногда Александр ведет себя как мудрый правитель, милостивый к побежденным, уважающий чужие обычаи и храмы, исполненный добрых намерений к жителям завоеванных городов. А иногда подобен дикому, необузданному варвару. Разрушает города до основания, устраивает кровавую резню. Македонцы еще в Фивах показали, на что они способны.

— О да! — вырвалось у Гесионы.

Неарх пристально взглянул на нее и продолжал:

— Той же участи подверглись Милет и Галикарнасс, не говоря уже о Газе. Сопротивление приводит Александра в бешенство, он расправляется с противником, как дикарь, забывая все свои прекрасные слова о равенстве людей Азии и Эллады. Мне кажется, мужество и отвага заслуживают хотя бы уважения. Ведь мужество живет в лучших людях. Как же можно убивать мужественных и отважных, оставляя жить лишь слабых душой и телом? Ни один хороший хозяин-скотовод не поступит так с животными, не то что с людьми.

— Есть в этой дикости еще худшая сторона, — внезапно, густо покраснев, сказала Гесиона, — среди избиваемых и продаваемых, подобно скоту, людей есть совсем неповторимые: художники, врачи, философы, певцы, артисты. Каждый полис, город-государство, славен своими мастерами, достижениями в создании прекрасного, в знаниях и ремеслах. Надо ли тебе говорить, что все это требует веков постепенного совершенствования, даже тысячелетий, как Египет, Эллада, погибший Крит. Уничтожая город-островок со всеми носителями искусства и знания, мы обкрадываем сами себя и всю Ойкумену, лишаемся создававшейся веками мудрости и красоты…

Неарх поднял брови, подумал и энергично закивал в знак согласия.

— Скажи, пробовал ты говорить об этом с Александром? — спросила Таис.

— Пробовал. Сначала он слушал меня, зная, что я вообще редко говорю и только о важном.

— А потом?

— Забывал все в очередной ахиллесовой ярости. Он похож не на Филиппа, а гораздо больше на свою мать Олимпиаду.

— Какая она была?

— Почему была? Она жива — ей немногим больше сорока, и она по-прежнему красива — особенной, диковатой красотой. Знаешь ли ты, что она царевна древнего рода из горной Тимфеи, сирота, посвященная Дионису, ставшая жрицей его и, конечно, менадой.

— Значит, она подвержена бешеному экстазу? И Александр унаследовал эту способность. Теперь я больше понимаю его необъяснимое поведение.

— Вероятно, так! Он впадает в неистовство, наталкиваясь на сопротивление, будь то столкновение с врагом или спор с друзьями. Пытается преодолеть препятствие буйным наскоком, не щадя ни своей, ни чужих жизней, не считаясь с достоинством человека, о котором в спокойные минуты он немало говорит, возражая своему учителю Аристотелю.

— Так бывает с очень удачливыми людьми, возлюбленными Тихе, судьбы, — задумчиво сказала Таис.

Собеседники долго молчали, слушая журчание воды под рулевыми веслами.

Корабль шел под парусами. Стойкий восточный ветер ускорил путешествие. Заунывный крик погонщиков и рев ослов доносились издалека. Насколько хватал глаз, простирались заросли донакса — камышей, волновавшиеся под ветром подобно буровато-зеленому морю. Ближе к берегам проток и стариц росли тростники с пышными метелками, трепетавшими в такт течению.

— А эту, прекраснейшую из всех, жену Дария, ты видел? — вдруг спросила гетера.

— Видел. Она очень красива.

— Лучше меня? И… Эгесихоры?

— Вовсе нет. Высокая, тонкая. Мрачные черные глаза под широкими черными бровями. Рот большой, тонкогубый, щеки чуть впалые, шея длинная, ноги не разглядишь в их плотной одежде. Еще черные косы, тонкие, как змеи, вот тебе весь ее облик. На мой взгляд, куда хуже, чем ты или… Взгляд Неарха остановился на фиванке, покрывшейся жарким румянцем, чем Гесиона.

«Рожденная змеей» спрятала лицо в ладонях, а Таис весело вскочила, обняла Неарха и поцеловала ниже глаза, избегая колючей бороды.

— Ты заслуживаешь награды. Я буду танцевать для тебя. Зови музыкантшу. Кажется, здесь есть флейтистка, а с китарой управится Гесиона.

Неарх и все спутники были в восторге от неожиданного представления, ибо для эллинов, финикийцев и египтян нет в жизни большего удовольствия, чем танцы красивых женщин.

…Тихие «зимородковые» дни окончились с наступлением зимнего солнцеворота, но погода оставалась спокойной и тогда, когда корабль Неарха вышел из рукава Нила и повернул вдоль берега моря на запад, гонимый стойким восточным ветром. Двое искусных кормчих не отходили от рулевых весел. В этой широкой полосе желтоватой воды, взмученной накатистым прибоем, отмели все время изменяли свое расположение. В жидком песке с примесью нильского ила днище корабля могло прилипнуть к мели так, что никакие усилия гребцов и паруса не смогли бы сдвинуть плененное судно. Поэтому ночью кормчие не решались плыть и останавливались в маленьких заливах.