Иван Елагин - Собрание сочинений в 2-х томах. Т.2: Стихотворения. Портрет мадмуазель Таржи

Выходит — ошибся я малость,
Пустым оказался билет.
А мне почему-то казалось,
Что я настоящий поэт.

Я думал, что все вы придёте
Расхватывать строк вороха,
Качаться на спаде и взлёте,
Вздыхать на ухабах стиха.

Но критик чужого пошиба,
Моих не читающий книг,
Со мной не миндальничал, ибо
В статье заявил напрямик,

Что я неудавшийся лирик,
Что стих мой давно не у дел
Что ветер сатиры до дырок
Стихи мои все просвистел!

И он, доказательства ради,
Представил фигуру мою —
Как глупо стою на эстраде,
Как руку в пространство сую.

Не первый удар, не последний,
Чего не бывает в пути!
Бывают удары заметней,
Бывают и хуже статьи.

Человек был кроток, тих.
Улыбался за двоих.
А потом вдруг осерчал,
Почернел и отощал.
Стал он пугалом вороньим,
И его мы похороним.

Не спеша идут куда-то
По дороге два солдата.
Напевают без забот.
А убьют их через год.
Мне живется очень кисло,
Я ни в чем не вижу смысла.
Смысла нет в моих стихах.
Я пишу их впопыхах.

Неожиданно нагрянув,
Смерть нас гонит, как баранов
На продажу гонят гурт.
Дичь. Нелепица. Абсурд.
Оттого и эта строчка
Обреченностью горда,
Как прощальный взмах платочка
Из вагона в никуда.

Обдало меня время печальной волной.
Я мальчишкою в комнате рос проходной.
За комодом, где спал я, всю ночь надо мной
Занавеска дышала сквозною стеной.

Где-то там, если в прошлое ехать назад,
И трамваи звенят, и деревья шумят,
Гомонят и щебечут родные миры —
Проходные дворы, проходные дворы.

Я и сам оказался такой проходной.
За страною страна пронеслась стороной.
Сколько встреч наносных, поездных, проездных!
Сколько женщин в дороге я знал проходных!

Сколько с вами носился и маялся я,
Проходные враги, проходные друзья!
Сколько громких имен, сколько слав проходных
Довелось повидать на дорогах земных!

Сколько раз мне поэт попадался такой,
Что пройдет с проходною своею строкой,
Потому что сердца задевают едва
Проходные слова, проходные слова…

Негодуем, тоскуем, хохочем
И стареем у чайных столов.
Об искусстве шутя, между прочим,
Скажем нехотя несколько слов.

Пусть сравненье покажется грубым –
Расставаться не хочется с ним:
Разговаривать много не любим
Мы про женщин, с которыми спим.

Разговаривать— критиков дело.
Заприметивши издалека,
Обсуждать начинают умело
Грудь, прическу, колени, бока.

И трезвонят, чтоб было им пусто!
Им легко языками молоть…
Кожей мы ощущаем искусства
Золотую, горячую плоть.

И пускай они пишут и пашут
На просторах газетных полей!
Им оно только ручкой помашет,
Ну, а нам — нарожает детей.

Не надо слов о смерти роковых,
Не надо и улыбочек кривых,
И пошлостей, как пятаки потёртых.
Мы — тоненькая плёночка живых
Над тёмным неизбывным морем мёртвых.

Хоть я и обособленно живу, —
Я всё же демократ по существу,
И сознаю: я — только единица,
А мёртвых — большинство, и к большинству
Необходимо присоединиться.

He в строчке хорошей тут дело,
Не в строчке плохой,
А в том, чтоб душа молодела
От корки сухой,

А в том, чтобы нищенской стайкой
Плетясь, облака
Тебе бы как теплой фуфайкой
Согрели бока.

И вовсе неважно, что мало
Ты мир понимал,
Но лужа тебе просияла,
Как лунный опал.

Но ветка тебе постучала
В окно поутру,
Но птица тебе одичало
Кричит на ветру,

И ты по вечернему логу
Идешь холодком,
И дерево машет в дорогу
Зеленым платком.

И что там какие-то тайны —
Секрет мастерства, —
Пусть будут, как звезды, случайны
Ночные слова,

Пусть падают криво и косо
В овраги стиха, —
Вот так же летят под колёса
Листвы вороха.

Но помни, что с болью, со стоном,
Как грех на духу,
Вот так же слова исступлённо
Отдашь ты стиху,

Но помни, что ты настоящий —
Лишь всё потеряв,
Что запах острее и слаще
У срезанных трав,

Что всякого горя и смрада
Хлебнешь ты сполна,
Что сломана гроздь винограда
Во имя вина.

Все города похожи на Толедо,
Когда глядишь на них с горы сквозь рощу,
Как будто входишь в полотно Эль Греко.
Сперва я это в Киеве заметил,
А много лет спустя увидел в Бронксе.
Теперь таким же показался Питсбург.
Таким же ты с горы увидишь город,
В котором я когда-то жил и умер.

Мой друг-художник как-то из Толедо
Привез мне связку шпаг миниатюрных,
Которыми берут кусочки сыра:
Толедское изделье для туристов.

Похожие на зубочистки шпаги,
В альбоме репродукции Эль Греко,
В какой-то книжке стены Алькасара —
Вот всё, что мне известно про Толедо.

Но я с Толедо, очевидно, связан
Домашним чем-то, будничным, привычным,
Как будто половину жизни прожил
Я в городе, который нарисован.

Вон человек идет.
И он зайдет в аптеку.
Понадобился йод
Внезапно человеку.

Всё так, и всё не так.
Там в тишине аптечной
В дверях стоит чудак
Трагически беспечный.

И серебро, и медь
Уплатит он кассиру,
Чтоб пузырек иметь
И унести в квартиру.

Всё так, и всё не так.
Как на большую льдину
Упал луны медяк
В аптечную витрину.

В рассеянности он
Порезал палец в ванной,
Он несколько смущён
Царапиною странной.

Всё так, и всё не так,
И где-то в сердце самом
Стучит: тик-так, тик-так —
То кровь шумит по шрамам.

Он осторожно йод
Накапает на ранку
И бережно заткнёт
Он пробочкою склянку.

Всё так, и всё не так.
Попробуй, с роком сверься.
Какой-нибудь пустяк —
И разорвется сердце!

И кончится всё так:
Обычным некрологом
О том, как шел чудак
По жизненным дорогам.

Всё так, и всё не так.
Всё кончится взрывною
Куда-то в вечный мрак
Катящейся звездою.