Иван Елагин - Собрание сочинений в 2-х томах. Т.2: Стихотворения. Портрет мадмуазель Таржи

Шествующих восемь.
Гроб посередине.
На погосте осень
В рыжем кринолине.

Я себе, однако,
Сколько насдавал-то
Чугуна и шлака,
Мрака и асфальта!

Я смотрю на трефу,
Я смотрю на пику,
Растерялся, сдрейфил,
Сбился с панталыку!

Выиграет, стерва,
Выиграет крупно —
У неё всё черва!
У неё всё бубна!

Не от того вы лечили меня, доктора.
Острые звёзды глядят на меня со двора.
Может быть, мне на звезду убираться пора?
Не от того вы лечили меня, доктора!

Стих обдавал меня гудом и жаром костра.
Спрячьте таблетки, термометры et cetera!
Разве таблеткой унять лихорадку пера?
Не от того вы лечили меня, доктора!

Сердце моё ударяло по краю ребра,
Сердце звенело моё, как звенит баккара!
Треснет, как колокол, сердце от звона нутра.
Не от того вы лечили меня, доктора!

И от вливания крови не жду я добра —
Кровь своих зорь перелили в меня вечера.
Может быть, просто кончается крови игра?
Не от того вы лечили меня, доктора!

Ложечкой в рот вы ещё мне влезали вчера.
Рот — это радостный дар, а не просто дыра!
Рот разрывает осколками слова-ядра.
Не от того вы лечили меня, доктора!

Звёзды качнутся — большие, как прожектора.
Я эти звёзды созвездием звал Топора…
Это за мною придут мои звёзды — пора!
Не от того вы лечили меня, доктора!

В окна ошарашивает ветер сквозной,
А кондуктор спрашивает билет проездной.

Всё вытаскиваю из карманов подряд.
Колеса лязгают, колеса гремят.

Осень донашивает рвань с желтизной,
А кондуктор спрашивает билет проездной.

А я-то заспанный, с виду босяк,
Никакого паспорта, никаких бумаг.

А закат окрашивает небо за сосной,
А кондуктор спрашивает билет проездной.

Ищу за рубахою, лезу в сапог,
Охаю, ахаю, от пота взмок!

Ноги подкашивает страх затяжной.
А кондуктор спрашивает билет проездной.

И так мне боязно, от страху обмяк,
Ссадят с поезда прямо в овраг!

А лес завораживает своей тишиной,
А кондуктор спрашивает билет проездной.

До самых седин всё тот же бред:
— А ну, гражданин, предъявите билет!

Каждым утром, только встаю,
Входит кондуктор в спальню мою,

И, охорашивая усы с сединой,
Кондуктор спрашивает билет проездной.

Как мёртвою хваткой, я сдавлен тоской,
Сбегу без оглядки на берег морской,

В блещущий, пляжевый, солнечный зной,
Только не спрашивай билет проездной!

…Куда ни поеду — как приставной —
Кондуктор по следу ходит за мной.

Когда-нибудь эту я кончу игру,
Как жил без билета, так и умру,

И тело бросят за вечной стеной,
И ангелы спросят билет проездной.

Очередной обидою
Непоправимо раненный,
Мучительно завидую
Монете отчеканенной.

Я отчеканен начерно!
Есть от чего расстроиться!
На мне не обозначено,
Какого я достоинства.

И я в большом унынии
Прикидываю тщательно:
Кружок я алюминия,
Медяшка? Или платина?

Эпоха — это складчина.
В ней каждый как монетина.
За что же мной заплачено?
Добро ли приобретено?

В грядущем из песчаника
Извергнутый раскопкою,
Я стану для жестяника
Какой-нибудь заклёпкою?

Или музейной ценностью
Я окажусь за давностью?
Так лучше кончить тленностью,
Забвенностью, бесславностью!

В затонах одиночества
Такие есть плавучести!..
Наверное, захочется
Совсем другой мне участи.

Выпрашивал я, кажется,
Себе судьбу отдельную —
Звенел с тревожной тяжестью
Струной виолончельною.

Мечта сулила лучшее.
Плохая, знать, провидица!
Блистательного случая
Как будто не предвидится.

При всем моем неверии
Я знаю, что я собранный
Не где-то на конвейере,
А выделки особенной!

Туман клубится
Над этажами.
Идут убийцы,
Блестя ножами.

Всё, может, даже —
Обман по сути.
Дома — миражи.
Миражи — люди.

И мы могильной
Летим пустыней
В автомобильной
Своей кабине.

Упорно старым
Гремим железом.
А тротуары —
Головорезам.

Бандит, старуху
Ножом истыкав,
Ушёл. Всё глухо.
Не слышно криков.

Звезды сиянье
На мёртвых рельсах.
Что марсиане
С твоим Уэльсом?!.

Россия под зубовный скрежет
Еще проходит обработку —
Опять кому-то глотку режут,
Кому-то затыкают глотку.

История не бьет баклуши,
В ней продолжают громоздиться
Перелицованные души.
И передушенные лица.

С перевала вновь на перевал
Без конца тащусь в каком-то трансе.
Я бы ноги ей переломал,
Этой самой Музе Дальних Странствий!

Мне б такую музу, чтоб была
Мудрой и спокойной домоседкой,
Чтоб сидела тихо у стола,
А в окно к ней клён стучался веткой.

Чтоб с порогом дома крепла связь,
Чтобы стен родных поила сила…
Мне б ту музу встретить, что, смеясь,
В гости к Карлу Ларсону ходила.

Рисовал он двор свой и забор,
Рисовал жену, детей, собаку,
Рисовал светло, наперекор
Всякому возвышенному мраку.

У меня есть тоже дом и сад
С вишнею, шиповником, сиренью.
Пусть они сейчас прошелестят,
Словно ветер, по стихотворенью.

Клён стоит почти что у дверей.
Я о нём хотел бы в строчке этой
Так сказать, чтоб шум его ветвей
Был услышан целою планетой.

Вон жена сидит наискосок,
Чистит подстаканники из меди.
Вон девятилетний мой сынок
Проезжает на велосипеде.

Я бы, написав десяток строк,
Времени остановил теченье,
Если б я по-ларсоновски мог
Сделать солнечное освещенье.

По узкому спуску, скрипя, дребезжа,
Сосед выезжает из гаража.

И вот он сейчас пропадёт за углом,
Как будто он канет в небесный пролом,

Как будто он рухнет куда-то в закат,
И листья сухие за ним полетят.

Казалось бы — рядом годами живём,
А разве я что-нибудь знаю о нём?