Вера Морозова - Привлеченная к дознанию...

Владимир Ильич, казалось, разглядывал дальние горы с яркой альпийской зеленью. Но вот он обернулся и резко бросил:

— Вы же ставите себя в ложное положение. Профессиональный революционер — а ведь мы с вами именно профессиональные революционеры — обязан везде и всюду обзаводиться связями, адресами и явками. Это еще не все. Через месяц-другой хорошо возвратиться и проверить, архитщательно все проверить... У нас какая-то обломовская боязнь новых людей. И это у тех, кто хочет создать массовую организацию...

Владимир Ильич помолчал, ранние морщинки собрались у его глаз.

— Не подумайте, Розалия Самойловна, что все это я адресую только вам. Нет, нет, это наша общая беда, помочь которой может создание партии... Партия же без съезда немыслима...

Землячка открыла глаза. Все так же понуро сидят люди, постукивая закоченевшими ногами. За окном черная мгла. Грохочет встречный состав. А специальный поезд замедляет ход. Все тише... Тише... Лязгают буфера. Люди задвигались, поднялись, столпились у выхода.

Полустанок Герасимово тонул в снегах. Небо было хмурым, беззвездным.

Мужики в овчинных тулупах дожидались у полустанка с розвальнями и зажженными фонарями. Чуть начало светать, когда вереница саней тронулась по лесному проселку. Не всем достало места в розвальнях. Усадили женщин и тех, кто постарше. Остальные двинулись пешком. По краям дороги молча и хмуро стоял лес.

Землячка шла по обочине санного пути. Мороз пробирал до костей, перехватывал дыхание. Звонкое безмолвие нависало над лесом. Лишь слышалось всхрапывание лошадей да скрип снега под сапогами и валенками. Как всегда перед рассветом в зимнюю пору, дорога начала двоиться, словно ускользая от глаз, сманивая в сторону.

Землячка в своих кожаных башмаках давно уж не чувствовала ног. Стекла пенсне покрылись тонким ледяным налетом. Она оступилась, почти по пояс увязла в сугробе. Ей протянули руку, помогли... Ветер швырял в лицо колючие пригоршни, ветер пригибал к земле. Она шла, стиснув зубы, шла на последнюю встречу...

Впереди замерцали огоньки Горок — маленькой усадьбы, открытой ветрам. Медленно светало. Розвальни двигались к желтоватым огонькам... И люди двигались к этим огонькам...

...Много лет назад темной ночью шла она на свою вторую встречу с Ильичем. Но то было весной... Землячка только что избежала ареста — по липкой распутице уходила из Екатеринослава. Путь оказался не прост: явка, ночевка в чужих домах, корчмы, тайный переход границы, и, наконец, в апреле 1903 года снова Швейцария.

В первый день своего приезда она забралась высоко в горы. У ног раскинулся гигантский полумесяц Женевского озера. Вспенившаяся Рона с глухим рокотом несла воды талых снегов. В долине зеленели виноградники и цвели гранаты...

Она дышала полной грудью. Счастлива, что избежала ареста... Розалия Самойловна победно помахала широкополой шляпой и начала спускаться в город. Она скользила по тихим улицам Женевы. На ней весенний зеленоватый костюм — длинная юбка и жакет с разрезами на боках. Хорошо! И она твердила адрес: улица Фуайэ, 10.

Лозаннское шоссе... Теперь свернуть вот в эту тихую улочку. А вот и дом 10.

Крошечный палисадник. Дверь отворяет Надежда Константиновна. Радостно протягивает руки:

— Розалия Самойловна! Ох как мы беспокоились!.. Боялись — зацапают вас на границе. Проходите, пожалуйста...

Из маленькой прихожей — в чистую кухоньку, заставленную ящиками. В них Владимир Ильич привез книги, а теперь порожние ящики заменяют стулья.

У Ильичей всегда гостей полно. Кто-то в шутку назвал эту кухоньку настоящим «притоном контрабандистов»: ведь почти все делегаты съезда пользовались услугами контрабандистов для нелегального перехода границы.

Пробило четыре. Надежда Константиновна посмотрела на часы.

— Ну вот, Владимир Ильич с минуты на минуту возвратится из библиотеки. А пока присаживайтесь. Здесь у нас самое уютное место, скоро обедать будем.

Продолговатый стол покрыт чистой клеенкой. Кухня одновременно служила и гостиной. Крутая лестница с высокими ступенями вела наверх.

— Садитесь, садитесь, — повторила Надежда Константиновна.

— Спасибо. Я закусила в «Ландольде». Знаете? Ресторанчик небольшой, а кормят отменно.

— Закусили? Зачем же вы так? Шли в гости, а завернули к ресторатору. Нехорошо.

— Это ничего, — смеется Землячка. — Если только угостите такими же пирожками, как тогда, в Цюрихе... Ей-богу, не откажусь... И стакан крепкого чаю.

— Ага, запомнили, — улыбается Крупская. — Таких нет, но есть лучше: я-то не ахти какая кулинарка, а вот мама у меня мастерица превеликая. Она теперь все хозяйство ведет. — Надежда Константиновна прислушалась и просияла: — Вот и Владимир Ильич!

— Здравствуйте, здравствуйте, — оживленно проговорил Ленин. — Рад, сердечно рад. — Он крепко пожал руку Землячке, сел за стол, весело воскликнув: — Надюша, голоден как волк!

Землячка радостно разглядывала Владимира Ильича. Коренастый, широкоплечий, сильный. Рыжеватые усы подстрижены щеточкой. Небольшая бородка...

После обеда Надежда Константиновна села за работу, а Владимир Ильич пригласил Розалию Самойловну пройтись к Женевскому озеру да по дороге потолковать.

На берегу рыбаки в парусиновых штанах и высоких сапогах возились с сетями, напевая какую-то озорную песенку. В корзинах блестела рыба. Пахло свежей водой, мокрой бечевкой, нагретой землей. Вдоль озера были разбросаны беседки, увитые зеленью дикого винограда. Высокое солнце припекало, и Владимир Ильич предложил посидеть в тени. Они опустились на каменную скамью беседки и долго разговаривали о событиях в Екатеринославе, о разногласиях в партии, о странной позиции Мартова и о том, что борьбы, а может быть, и раскола на съезде, который скоро соберется в Брюсселе, не миновать, пожалуй.

— Итак, Розалия Самойловна, — говорил Ильич, взглядывая на нее искрящимися темными глазами, — вам придется выехать в Брюссель и завершить подготовку к съезду. Пора покончить с кустарничеством, с организационным хаосом...

Владимир Ильич помолчал и добавил:

— Я тут, видите ли, подготовил проект Устава партии. Непременно вам покажу... Положение тяжелое, борьба предстоит немалая. — Он опять помолчал, прищурился и вдруг мягко прибавил: — Чертовски рад, что у вас все благополучно обошлось. По чести сказать, не очень-то надеялся...

Потом был Брюссель...

Съезд заседал в помещении... мучного склада. Открывал его Плеханов. Большое окно занавешено красной материей, импровизированная трибуна также затянута в красное... Землячка отыскала глазами Ильича, увидела его сдержанно-взволнованное лицо.

Борьба началась с первого же дня. К идейным противникам Ильич оказался непримирим. Железной логикой, страстной своей убежденностью бил все слабое, дряблое, неустойчивое...