Майкл Морпурго - В ожидании Ани [litres]

Все бросились к плакату, но месье Сартоль закрыл его своей спиной и поднял руку.

– Всё в своё время, – прокричал он. – Всё в своё время. Сначала вы должны выслушать, что он мне сказал. – Люди не слушали его, так что мэр крикнул погромче: – Вы должны послушать меня: вам необходимо это услышать. – Народ немножко утих – достаточно, чтобы он мог продолжать. – Он приезжал напомнить нам, что вся Франция сейчас оккупирована, что мы в запретной зоне и никто не въезжает в неё и не выезжает без соответствующих бумаг.

– Как будто мы этого не знаем! – выкрикнул дедушка, и остальные поддержали его.

Месье Сартоль поднял руки.

– Есть кое-что ещё, кое-что ещё, – сказал он. – Я говорил с ним чуть не полчаса в Мэрии, и есть ещё много новостей. – Юбер обдирал кору со своей палки. – Он приехал сообщить, что они разместят в Лескёне гарнизон. Через пару дней здесь будут жить их солдаты. – Мэр снова заговорил громче, перекрывая гомон: – И ещё он сообщил, что с этой ночи на границе будет круглосуточный патруль: сотни солдат на постах вдоль всей границы. Он сказал совершенно ясно: с этого момента в Испанию никто перебежать не сможет. И так же ясно дал понять, что любого, кто будет помогать беженцам, расстреляют. – (Толпа внезапно умолкла.) – И он не шутит. Вот этот плакат тут говорит, что всё так и будет. Французы, евреи, сбежавшие из плена солдаты, кто угодно, – если вы им помогаете и вас поймают, то расстреляют. – Месье Сартоль отступил в сторону и указал на плакат. – Вот так же, как этих двоих, из Беду́ они были. Патри́к Леон и Андре Латур. Я был знаком с Андре, хорошо знаком – да почти все вы его знали. Их расстреляли на прошлой неделе – поймали, когда они переводили семью евреев через горы в Испанию.

Толпа отвернулась; кто-то крестился, кто-то бормотал молитвы. Джо подошёл к плакату и посмотрел на лица двух мужчин. Они глядели на него – живые глаза, которые сейчас были мертвы. Юбер стоял рядом, он плакал. Только в этот момент Джо осознал, что война наконец пришла в Лескён, в его долину. Теперь он впервые понял, какая ужасная опасность грозит вдове Оркада и Бенжамину, если их поймают. Вдруг всё стало таким реальным. Вот это враг, с которым сражался твой отец. Вот что происходит, когда ты проигрываешь войну и враг оккупирует твою территорию.

Он раздумывал, не побежать ли сразу в дом вдовы Оркада, чтобы предупредить их о патрулях на границе, рассказать, что случилось с двоими из Беду, – но решил, что прямо сейчас опасности нет. В конце концов, немцы уехали из деревни, и, кроме того, он помнил, что вдова говорила о детях: они всегда отдыхают несколько дней, прежде чем Бенжамин ведёт их через горы. Спешить некуда. Джо отошёл от плаката и оглядел площадь. Юбер по-прежнему стоял там, рядом с месье Сартолем и отцом Лазалем, они о чём-то разговаривали. Вдруг Юбер поднял свою палку, приложил к плечу и нацелил на дорогу, в ту сторону, куда уехал бронированный грузовик. «Бум! – крикнул он. – Бум-бум-бум-бум!» Месье Сартоль развернулся, выхватил у него палку и сломал о колено. Юбер повесил голову и побрёл прочь.

– Ох уж этот Юбер, – сказала мама вечером. – Ведь его могли убить.

Они солили сыр – эту работу Джо ненавидел всем сердцем. Соль всегда находила у него на руках порез или царапину и начинала щипать.

– Может, и так, – согласился дедушка. – Может, и так. Но ведь он просто сделал то, что все мы хотели бы сделать, если бы только нам хватало смелости.

– И что хорошего бы из этого вышло? – спросила мама. – Ну вот скажи мне. Ты пристрелишь одного из них, а они пристрелят двадцать наших. Разве ты не слышал, что они сделали?

– Всегда есть цена, которую приходится платить, – заметил дедушка, вытирая руки тряпкой. – И в любом случае не стоит верить всему, что слышишь. Бедные мальчики, – продолжил он, – бедные храбрые мальчики.

– Храбрые и мёртвые, – указала мама.

– Может, так оно и лучше, – ответил дед.

Джо думал совсем о другом.

– Что такое еврей? – спросил он.

– Что? – не поняла мама.

– Еврей. Этих двух человек расстреляли. Они переводили каких-то евреев в Испанию. Так сказал месье Сартоль.

Дедушка и мама переглянулись. Несколько секунд никто из них не знал, что сказать.

– Ну, – наконец начал дедушка, – трудно точно описать, что такое этот твой еврей. Он не христианин – уж это точно, – не католик. Он не такой, как ты и я. Не ходит в церковь.

– У них нет церквей, – сказала мама, – у них какие-то храмы – так ведь? В Библии у них есть храмы. Соломон был евреем и Давид – и все те люди.

– Но зачем они немцам? – не понял Джо. – Что они такого сделали?

Дедушка немного подумал и ответил:

– Ну, тут трудно сказать. Немцам-то ведь повод не нужен, верно? Если им что не нравится, они это уничтожают, а что нравится, забирают. Им не нужны объяснения, а если вдруг понадобятся, то они их сами и придумают.

Кристина завопила из комнаты наверху, громко и настойчиво.

– Ох эта девчонка, она с ума меня сведёт, – вздохнула мама, сдувая волосы с лица и поднимая ещё одну голову сыра на полку. – Только глаза открывает – и сразу куролесить. «А можно покататься на Руфе?» «А можно на ослике?» «Мама, мама, ну поиграй со мной!» – Она ещё раз вздохнула и попросила: – Джо, будь умницей, присмотри за ней ради меня, а? Мы тут сами закончим. – И когда Джо вышел, продолжила: – Эти солдаты сегодня – они все такие молодые.

– Они достаточно взрослые, – буркнул дедушка, – вполне достаточно.

Большую часть ночи Джо пролежал без сна. Ветер трепал ставни, Кристина плакала, мысли Джо метались туда-сюда – и всё это не давало ему уснуть. А когда получалось задремать, почти сразу приходилось выпутываться из ужасного повторяющегося кошмара. Его безжалостно преследовал медведь, бегущий на задних лапах, – гнал по лесу, между деревьев, которые, казалось, хватали его и раздирали одежду, а потом превращались в чёрных солдат в касках, и они ловили Джо за руки и крепко держали, а потом ставили к стене, чтобы расстрелять. Каждый раз ему удавалось вытащить себя из сна как раз перед расстрелом, и каждый раз Джо обещал себе больше не засыпать до рассвета – но рассвет в ту ночь не наступал долго. Лёжа в темноте, мальчик начал беспокоиться, что стоило сразу предупредить вдову Оркада и Бенжамина о патрулях на границе. Нужно будет рассказать им всё как можно скорее.

Было трудно найти время и ускользнуть так, чтобы его не хватились. Всё утро Джо занимался овцами, но к полудню дедушка оставил его с ними одного на склоне холма.

– И смотри не засни, – наказал он и ушёл.

Иногда Джо подозревал, что дедушка угадал, что случилось в тот день, когда пришла медведица. Он уже не первый раз на это намекал. Джо некоторое время сидел на камне и оглядывал поля вокруг. Его взгляд остановился на ферме вдовы Оркада высоко на склоне. Над домом кружил коршун, и, пока Джо смотрел, он скрылся за деревьями. Мальчик увидел, как из двери дома вышла закутанная в шаль фигура и пересекла двор, и задумался, кто это из них двоих. Нужно было придумать способ им рассказать, но Джо не мог оставить овец. Так всё и оставалось, пока ближе к полудню мимо не прошёл, посвистывая, Юбер. Великан был запасным пастухом для всей деревни, особенно для их семьи, и в этом он знал толк.