Сергей Булыга - Тень Серебряной горы

– Как вы сами понимаете, господа, если я приехал к вам в такую даль, то это неспроста, конечно. Дело затеяно великое. Повелела нам государыня сыскать морскую судоходную дорогу из Архангельского города на Белом море до Большерецкого острога на Камчатке. А так как никому одному это в одну навигацию сделать невозможно, то, посоветовавшись с Высоко-правительствующим Сенатом, государыня велела делать сие дело по частям, то бишь разбить эту дорогу на три участка и, соответственно, выслать на её прохождение одновременно три отряда, первый – от Архангельского города до устья реки Оби, второй – от Тобольска до устья Оби и дальше до устья реки Лены, а третий, самый долгий и самый тяжёлый – от Якутска до устья Лены и далее до нас, до Колымы, а там по Студёному морю до Чукотского носа вкруг Азии и на Камчатку! И главенствовать над этим третьим отрядом государыня велела лейтенанту майорского ранга господину Лаптеву Дмитрию Яковлевичу. В прошлом году лейтенант Лаптев команду над отрядом принял, довёл его от Якутска до устья Лены и там зазимовал, ну а в этом году мы будем ждать его у нас и оказывать всякое вспомоществование для его дальнейшего похода до Чукотского носа и далее до Большерецка на Камчатке. А для этого мы должны сделать вот что!

И тут он, привстав, протянул руку к капитану. Капитан достал сенатскую бумагу и подал её. Адъюнкт развернул бумагу и начал читать пункты, касающиеся лейтенанта Лаптева, то есть опять прочёл про дупель-шлюпки, про маяк, провизию, казармы и про всё другое прочее. Черепухин слушал очень внимательно, а Шалауров, напротив, с усмешкой. Когда же адъюнкт, закончив чтение, спросил, обратившись к ним, каково их мнение по поводу услышанного, то Черепухин только мельком глянул на капитана и промолчал, а Шалауров всё с той же усмешкой ответил, что это дело не его, а сенатское, поэтому чего ему в него вмешиваться. Адъюнкт вопросительно посмотрел на капитана. Капитан сказал:

– Ты, Никита, сам же говорил, что интерес имеешь. А теперь что?

– Ну, – нехотя ответил Шалауров, – может, говорил когда-то.

– А вот тут и дело подоспело! – уже в сердцах продолжил капитан. – И его можно взять. А после мы тебе чего-нибудь дадим. Ведь же дадим, Илья Ильич?

– Ну-у, – неопределённо протянул Черепухин. – Можно и дать, а можно и не дать.

– Вот-вот! – воскликнул Шалауров. – Всё это вот так шатается! Вы говорите: взять подряд. А на что? Потому что прежде всего надо знать что? А надо знать, что именно мы строим, где, в какие сроки и на сколько человек. А где в вашей бумаге это сказано? В вашей только руками разведено!

– Ты это, – сказал капитан, – смотри полегче со словечками, а то посадить есть куда!

Шалауров шумно задышал.

– Так дело не решается, – сказал адъюнкт, опять взял сенатскую бумагу и начал её читать, но уже про себя. А прочитав, сложил её и заговорил теперь уже вот что: – Да, тут не везде всё подробно указано. Ну а как заранее укажешь? Вышли люди в море в таком-то числе, а вернулись в таком-то. Или совсем не вернулись. Как это заранее узнаешь? Вот поэтому в бумаге так указано, а мы уже здесь, на месте, должны предусмотреть всякое.

– Как всякое? – спросил Шалауров. – Да ты скажи хоть примерно: десять их прибудет или сто? А иначе как я буду заготавливать провизию? А как буду казарму строить? Сколько мне на неё нужно брёвен?

Адъюнкт молчал. Шалауров тихо засмеялся и сказал:

– Вот я соберу на сто человек на год, а прибудет десять. И мне за приписки что, на дыбу? А я на дыбу не хочу. И ещё, – продолжил Шалауров. – А где ставить маяк? Я видел маяк в Архангельске. Он там горит и горит. А кто здесь будет за ним досматривать? А что про него чукчи скажут? Скажут, что мы напускаем на них порчу, скажут, надо его убрать. И уберут! Так, нет?

– Маяк, – сказал адъюнкт, – это моя забота, я это господину капитану уже говорил. Но тут ещё раз повторю: я буду его ставить и я же буду за него отвечать. Своей головой!

– Когда отрежут твою голову, придут за нашими, – прибавил Шалауров.

– Разговорчики! – воскликнул капитан.

Шалауров опять тяжело задышал. Беседа приближалась к ругани.

– Ладно, – нехотя сказал адъюнкт. – Тогда сделаем вот как: я, Никита, – продолжал он, обращаясь уже лично к Шалаурову, – я составлю с тобой купчую, у меня на это есть печатка от господина командора, и ты поставишь мне провизии столько, сколько я назначу, и столько же леса, и столько же всего прочего. И я всё это у тебя возьму, а ты потом, уже деньгами, возьмёшь в Якутске в губернской канцелярии. И цены там назовёшь те, которые мы здесь сейчас оговорим. Ну, как?

Шалауров не сдержал улыбки и сказал:

– Согласен! – И тут же спросил: – А на сколько человек будем считать?

– На пятьдесят, – сказал адъюнкт. Помолчал и объяснил им всем: – Пятьдесят по списку было в прошлом году, когда лейтенант Лаптев принял команду в Ленском устье перед самой навигацией. Так что если даже Лаптев к нам придёт с неполным комплектом людей, то мы его, или того, кто вместо него станет, здесь опять доукомплектуем до пятидесяти. Поэтому считать будем на эту цифру. Где счёты? – Поднял руку и позвал: – Орлов!

Пришёл Орлов со счётами. Шалауров и Черепухин сразу оживились. Орлов прибрал один угол стола, они все кроме капитана туда пересели и только приготовились считать запасы… Как капитан вдруг сказал:

– А как быть с дупель-шлюпками?

– А что дупель-шлюпки? – спросил Шалауров.

– А то, что работёнка там мудрёная, вот что, – сказал капитан. И, повернувшись к адъюнкту, прибавил: – Григорий, покажи ему.

Адъюнкт нахмурился, полез в крокодиловую сумку и вытащил один чертёж, после второй, а после вывалил всю стопку. Шалауров брал лист за листом, рассматривал, после читал, что написано сбоку, мерил картинки пальцами, повздыхивал. Черепухин чертежей не брал, а только поглядывал сбоку. Шалауров продолжал рассматривать. После усмехнулся и сказал, что так сразу ничего не скажешь, и отодвинул от себя листы. Черепухин их собрал и передал адъюнкту.

– Надо подумать, – сказал Шалауров. – Раньше, чем завтра, не скажу. – И, повернувшись к адъюнкту, продолжил: – А вот про запасы, про маяк и про казармы могу хоть сейчас начать рассчитывать.

– Так и давайте начинать, – ответил адъюнкт совсем невесёлым голосом.

После чего раскрыл большую толстую тетрадь, начал разлиновывать первую страницу и при этом приговаривать, что всё должно быть честно и прозрачно, каждая буква соответствовать своей цифре – и так далее. А капитан поднялся, вышел на крыльцо, набил трубку и закурил. День был морозный, едрёный. На душе было легко. Капитан покуривал и вспоминал, как в тридцать первом году они ходили на коряков, а потом на чукчей, за что его из подпрапорщиков пожаловали сразу в поручики. Хорошая тогда была весна! Наст твёрдый, крепкий! Он ехал сюда по назначению, думал…