Элисон Уэйр - Шестая жена. Роман о Екатерине Парр

— Кейт, я служила всем пяти женам короля и знаю его достаточно хорошо, чтобы сказать: он горд собой и своим королевским достоинством настолько, что это пересиливает в нем любовь к кому бы то ни было. Он не потерпит неверности. Однако он сильно опечален и затворился в своих покоях. Я виделась с Уиллом, перед тем как прибежала сюда, и он сказал, что его величество совершено раздавлен.

— Какая ужасная ситуация! — произнесла Кэтрин, думая о перепуганной молодой женщине, запертой в золотой клетке. — Королева, должно быть, в ужасе.

— С момента ареста она неумолчно плачет и стенает. — Анна помолчала, затем снова понизила голос и добавила: — Мне жаль ее, и я бы никогда не пожелала ей горя, но в результате католическая партия может лишиться власти навсегда. В таком случае реформисты имеют шанс снова войти в силу, а это хорошая новость.

— Но не для королевы, — заметила Кэтрин. — И все же, по примеру Цицерона, можно задаться вопросом: что есть высшее благо?

— Святой Фома Аквинский говорил, что высшее благо — жить благочестиво в единении с Господом. И с этим не поспоришь. Но я не сделаю и не скажу ничего такого, что повредило бы королеве. Я не возьму такого груза на свою совесть.

— Я тоже. Что мне делать? Ехать домой?

— Да, — посоветовала Анна. — Я бы отправилась с тобой, но не смею, чтобы из этого не вышло чего-нибудь дурного.

Сестры поцеловались на прощание, и Кэтрин села в лодку. Мысли ее полнились опасениями, что дело реформ может набрать силу за счет пролития крови одной беспечной молодой женщины.

Посреди зимы королеву отправили в аббатство Сион. Свидетельства супружеской измены были найдены, что не удивило Кэтрин. Истинные или ложные — это другое дело. Анна слышала, что ее падшая госпожа все отрицала. Кэтрин и Джон долго обсуждали, что будет с королевой, пока однажды вечером к ним не приехал дядя Уильям с сообщением, что в новом году парламент лишит ее гражданских прав и состояния.

Кэтрин, Джон, Анна и Герберт сидели за столом в гостиной, перед ними стояли остатки ужина.

— Суда не будет, — сказал дядя Уильям. — Парламент составит билль о лишении гражданских прав и рассмотрит свидетельства против нее. Потом билль пройдет три чтения. Если лорды и члены палаты общин проголосуют «за» три раза, он станет актом, облеченным силой закона.

— И что это будет значить для королевы? — спросила Кэтрин.

— Тех, кого лишили прав за измену, осуждают на лишение жизни и собственности в пользу Короны. Она умрет, бедняжка.

Некоторое время все сидели молча.

— Да утешит ее Господь, — произнес наконец Джон и перекрестился. — Что она посеяла, то и пожнет из-за своей глупости.

«И решительности своих врагов», — добавила бы Кэтрин, но понимала, что нужно проявлять осмотрительность. Она стыдилась того, что люди, объявившие себя защитниками реформ, затеяли травлю наивной девушки и готовы были добиваться ее смерти.

Анна боролась со слезами. Когда двор королевы распустили, она потеряла должность, но осталась жить во дворце, деля комнату с мужем. Ей доверили хранить драгоценности королевы, и Анна принесла их в дом на Чартерхаус-сквер. Запертые в ларец, они были помещены под доски пола в спальне Латимеров. А перед тем сестры открыли ларец и вскрикнули от восторга при виде сверкавших и переливавшихся под крышкой украшений. Анна прослезилась и сказала:

— Я знаю, она никогда больше их не наденет. Ей не позволили взять с собой в Сион ничего, только капоры с жемчужной каймой и простые черные платья.

Кэтрин не могла выбросить из головы образ милой маленькой королевы. Она представляла себе, какие душевные страдания испытывает эта совсем еще молодая женщина, отрешенная от мира и не ведающая своей судьбы.

Анну допрашивали несколько раз. К счастью, она ничего не знала. Глядя на свою сестру через стол, Кэтрин благодарила Господа, что для той все это закончилось без последствий. Другим повезло меньше. Нескольких фрейлин и камеристок арестовали, а многих Говардов и близких к ним людей заточили в Тауэр. Норфолку, этому хитрому старому лису, удалось остаться на свободе, но он потерял милость короля, и консерваторы сдали свои позиции при дворе. У Кэтрин же, хотя она и радовалась укреплению власти реформистов, сердце обливалось кровью от жалости к королеве.

— Ты видел короля? — спросила она брата.

— Он не выходит из своих покоев, — ответил Уилл. — Мало кто имеет доступ к нему. Мы, джентльмены, проводим время в его личных покоях за картами или игрой в кости.

— Скоро ему придется взять себя в руки, — хмуро заметил дядя Уильям. — Дела государства не могут ждать.

— Он же уединялся после смерти королевы Джейн, — припомнила Анна. — Но пережил это.

— Молюсь только, чтобы он проявил милосердие, — сказала Кэтрин.

Однако все говорило за обратное. На следующей неделе казнили любовников королевы. Некоторые из слуг Кэтрин ходили посмотреть на это и вернулись потрясенные кровавым зрелищем до того, что некоторых тошнило. Когда Кэтрин приходилось проплывать в лодке под Лондонским мостом во время частых поездок по Темзе, она всегда опускала глаза из страха, что увидит насаженные на пики, гниющие головы этих двоих несчастных.

По ее настоянию на Рождество они с Джоном отправились в Стоу, где было уныло, потому что дети находились в Снейпе. Однако в январе Джону пришлось вернуться в Лондон, чтобы присутствовать на новой сессии парламента. Анна с Гербертом уехали в Эвас, Уилл составил им компанию, так как при дворе никаких празднований не было.

Джон переживал, поскольку парламент рассматривал вопрос о лишении королевы гражданских прав.

— Радикалы склонны принять билль, — кипел от гнева он, возвращаясь домой с мрачным лицом, расстроенный тем, что католическая партия утратила свои позиции. — Они даже приказали изготовить печать с подписью короля, чтобы избавить его величество от печальной необходимости лично давать согласие на казнь королевы.

— Может быть, он помилует ее, — с надеждой проговорила Кэтрин.

Джон как будто задумался.

— В парламенте ходят слухи, что он собирается заключить ее в тюрьму до конца дней.

— Вы думаете, это случится?

— Нет, если к решению этого вопроса будут причастны реформисты!

Казалось, инициатива находилась у них; изначально именно они затеяли весь этот процесс. Однажды Джон вернулся домой с каменным лицом и сообщил жене, что билль о лишении прав и состояния был принят.

— Значит, она умрет, — прошептала Кэтрин.

— Боюсь, что да.

— В каком ужасном мире мы живем. — Кэтрин взяла накидку, руки у нее тряслись. Она и раньше слышала о казненных людях — сэр Томас Мор, Анна Болейн и Роберт Аск, это лишь некоторые, — но их трагедии не повлияли на нее так сильно, как эта. Осудить молодую женщину на жестокую смерть — это ужасно. И в конечном итоге в ответе за это король. Он мог остановить процесс, а вместо этого хранил молчание, погрязнув в печали и переживаниях из-за удара, нанесенного его мужской гордости. Мнение Кэтрин о нем сильно пошатнулось, и это еще мягко сказано. Как она могла счесть его добрым и обходительным человеком?! Поведение короля доказывало, что все его очарование поверхностно, одна наружность!