Эдвард Радзинский - Тайны Французской империи

ОНА. Погибли миллионы. Вокруг тебя — тысячи. Девяносто процентов Коминтерна. Почему не взяли тебя? Как ты думаешь? ( Он молчит. ) Потому что ты умел вот так же замечательно молчать. Когда несчастный Куллерво Маннер, бывший глава вашего красного правительства, уже зная, что его арестуют, просил тебя вступиться не за него — за его возлюбленную, ты промолчал. Его убьет радиация на добыче радия, ее утопят в реке — в лагере. Когда Ежов арестовал почти весь финский Коминтерн и бахвалился, что «ликвидировал финнов, как кроликов», ты, основатель партии, молчал. Когда НКВД арестовал брата твоей жены — Эйнари Лааксовирта, и тебя попросили высказаться о нем, ты написал: «Он никогда не был коммунистом и никогда им не станет. Поступайте, как считаете нужным». Да что шурин! У тебя сына арестовали — ты молчал…

К. Ты здесь не была. Ты не знаешь, что такое пытки! Я был в кабинете Молотова, когда к нему принесли письмо великого Мейерхольда. И он, поглядывая на меня, начал медленно читать вслух: «Меня здесь били — больного шестидесятишестилетнего старика. Клали на пол лицом вниз, резиновым жгутом били по пяткам и по спине. И в следующие дни по этим красно-сине-желтым кровоподтекам снова били этим жгутом, и боль была такая, что, казалось, на больные чувствительные места ног лили крутой кипяток (я кричал и плакал от боли)..». Что делали с людьми, если отцы Революции — Зиновьев, Каменев, Бухарин — все признавали себя шпионами и вредителями?! И герои гражданской войны соглашались оклеветать себя. Оплевав себя, отправилось к стенке все руководство армии!.. Великие революционеры гибли — что мне жалкий Куллерво Маннер! Фриц Платтен, основатель компартии Швейцарии, умер в лагерях. Бела Кун, отец Венгерской республики, расстрелян. Погибли почти все члены руководства югославской, венгерской, польской, австрийской, эстонской, латвийской компартий, а также Индии, Кореи, Мексики, Турции, Ирана. Из руководства германской компартии уцелели лишь двое — Пик и Ульбрихт. И я уверен, если бы Ленин был жив, он отправился бы на тот свет вместе со своими сподвижниками. И «ленинизм» стал бы такой же бранной кличкой, как «троцкизм». Самое страшное — все это было неизбежно. Эту неизбежность сформулировал французский революционер Верньо: «Революция, как Бог Сатурн, пожирает своих детей». Но понял он это поздно и потому очутился на гильотине. Я понял это рано и потому сейчас умираю в своей постели. Платон две с половиной тысячи лет назад учил нас, дураков: «Тиран, как правило, возникает из корня, называемого народным представительством. Став тираном и поняв, что граждане, способствовавшие его возвышению, осуждают его, тиран вынужден будет уничтожать своих осудителей, пока не останется у него ни друзей, ни врагов..»..

ОНА. Я Платона не читала. Но, в отличие от тебя, проверила его слова на собственной шкуре. А тогда обо всем, что у вас происходило, узнавала из японских газет. Однако не верила. Представить, что все, кто основал советское государство, признали себя шпионами и террористами… Трудно поверить в такой бред, когда живешь в нормальном мире, среди нормальных людей. И я отправилась поговорить к нашему резиденту — от него я получала инструкции и задания. Это был немецкий коммунист Рихард Зорге, коминтерновец. Я даже где-то встречала его в двадцатых.

К. Ты встречала его в моем кабинете.

ОНА. В Японии он успешно играл в фашиствующего журналиста и был большим другом немецкого посла.

Зорге и Она.

ОНА. Неужели все это правда?

ЗОРГЕ. Верхушка разведки. все наше начальство, действительно арестованы. Отзывают очень многих наших сотрудников в Москву — и легальных, и нелегальных, и дипломатов. Это все, что я знаю. Немцы знают больше. Они говорят, что это обычная борьба за власть, наподобие той, которая была недавно в Германии. Так что нас с вами это вряд ли касается.

ОНА. Так он мне говорил. Но я получила письмо от твоего секретаря, Отто.

К. С которым ты спала.

ОНА. С которым безуспешно хотела переспать. Видимо, поэтому ты его сдашь одним из первых. Он успел написать мне очень туманно, но я поняла одно: он просил меня не возвращаться. Я представляла, как ты боишься того, что я останусь. Ты ведь боялся?

К. Боялся.

ОНА. Очень-очень боялся. Еще бы! Ты был окружен арестованными — шурин, сын. А тут еще изменница-жена! Ты многое сделал для того, чтобы меня отозвали?

К. Мне не надо было ничего делать. Всех отзывали.

ОНА. Но уверена — делал… Меня вызвал Зорге. Он был совсем пьян. В последнее время он начал сильно пить.

Она и Зорге.

ЗОРГЕ. Ну что, отзывают в Москву, а мы с тобой так и не переспали! Большой пробел в нашей совместной работе.

ОНА. Вы стали часто пить.

ЗОРГЕ. Я трезв, когда пьян, и наоборот. Поедешь туда? Меня, кстати, тоже отзывают.

ОНА. А вы поедете?

ЗОРГЕ. Где выбор?! Там болото, а здесь топь. Что бы я ни выбрал — ошибусь. Но ехать надо. У тебя там муж, у меня жена. Иначе им не поздоровится. Короче, до встречи в Москве. Или на Лубянке. Может, все-таки восполним пробел?

ОНА. Ни мне, ни вам не до радостей жизни. До свидания! ( Обращается к К. ) Зорге обманул меня, не вернулся. Но продолжал снабжать руководство страны информацией. Он первым прислал письмо Сталину с указанием точной даты нападения Гитлера на СССР. Сталин не поверил невозвращенцу. Интересно, что было бы с тобой, если бы я не вернулась? Думаю, ничего! Ты ему был нужен — умный финн, всегда знавший свое место. Но я вернулась. Представляю, с каким облегчением ты вздохнул! Я, конечно же, решила позвонить твоему секретарю Хеймо, но телефон не ответил. Я еще не понимала тогда, что это значит.

К. Но мне ты не позвонила!

ОНА. Зачем пугать тебя? Зачумленный — так ты называл Бухарина. Я тоже была теперь зачумленная. Вскоре узнала: всех вернувшихся из Японии арестовали.

К. На самом деле я узнал о твоем приезде от Хозяина.

Сталин и К.

СТАЛИН. Ну что, финн, в нелегкое время живем. Какой заговор раскрыли… Какие люди оказались замешаны. Скажи, дорогой, мог ли ты подумать?

К. Не мог, товарищ Сталин.

СТАЛИН. Я понимаю, как тебе и Димитрову тяжело. Сколько ваших друзей замешаны. А каково мне! Бухарин… Ты дружил с ним?

К. Так нельзя сказать. Он был главой Коминтерна после Зиновьева, и мы часто дискутировали.

СТАЛИН. Да не бойся! Я тоже дружил с ним. А как с ним дружила моя жена Надя! Сколько раз обедал у нас, с детьми играл. И что замышлял?! Клубок змей пригрели на груди, и какой! Утром встаешь, думаешь: наконец-то всех искоренили! Но нет! НКВД и Ежов приносят все новые списки врагов народа, и все длиннее и длиннее, и люди в них все важнее и важнее. Вчера список — 3169 разоблаченных и арестованных врагов народа. И всех — к высшей мере социальной защиты. Пришлось мне подписывать. Думаю, теперь отдохну. Сегодня опять Ежов! Тащит новый список — сто тридцать восемь врагов! Начинаю читать — беда! Ой, беда-то какая! Все заместители наркома обороны СССР, плюс двадцать два руководителя Генерального штаба, плюс начальники всех управлений Наркомата обороны, среди них — начальник твоей жены Берзин. Ты только подумай: глава нашей контрразведки — шпион! Плюс все командующие войсками всех военных округов. Далее — флот. Читаю — ой, беда! Нарком флота, все его заместители, начальник штаба морских сил, командующие флотами. И все — враги, и все сознались. Я знаю, что и вы с товарищем Димитровым боретесь не покладая рук.