Александр Быков - Секретная должность агента Рейли

— Знаешь, Брюс, — заметил Рейли, — мне эти латыши не понравились, особенно командир Берзиньш.

— Думаешь, провокация?

— Не исключаю, слишком грубая работа. Он напрямую, очень напористо просил у меня денег и, не раздумывая, расписался за них. А представь, у меня эту расписочку найдут при обыске. Куда тогда товарищ Берзиньш пойдет? Вот так, а он этого не испугался.

— Может, жаден и глуп?

— Не думаю, к деньгам он отнесся равнодушно, делал вид, что интересуется. Но те, кто болен деньгами, ведут себя по-другому, у них глаза становятся безумными. Я хорошо это знаю.

— Какую сумму ты дал ему?

— Полмиллиона.

— Однако!

— Мы ничем не рискуем, деньги фальшивые.

— Как? Откуда у тебя столько фальшивых банкнот?

— Из Вологды. Один добрый человек помог напечатать, отличный типограф, надо сказать, он еще в царские времена на дело революции казначейские билеты печатал. Теперь вот расстарался на дело контрреволюции.

— Я слышал о нем?

— Вряд ли, это правый эсер, видный член партии. К сожалению, он недавно арестован и расстрелян.

— Жаль, гибнет много порядочных людей, а мразь всякая торжествует. Слушай, Сидней, я давно хотел спросить. У тебя никогда нет проблемы с наличностью, с банками ты не связан, где ты берешь деньги на жизнь? Только не говори, что живешь на одно жалование. Я не поверю.

— Русские мне сами дают деньги. Причем много и охотно. Когда-то до революции я подвизался в должности страхового агента американской компании «Нью-Йорк», остались документы, бланки. Я периодически оформляю страховки и обязательства, получаю деньги на вклады под хороший процент.

— А что компания?

— Теоретически, должна будет выдать сумму по моей расписке предъявителю в Америке, с учетом процентов, разумеется. Я же там работал, следовательно, был законным представителем. Но до Америки еще надо добраться и доказать свою правоту в суде. Практически наши друзья за океаном ничем не рискуют.

— Сидней, ты жулик, — весело сказал Локкарт, — я бы так не сумел!

— Это приходит с годами, я же ради русских ежедневно рискую жизнью, значит, мне положено довольствие и компенсация, Вот я и беру это. А почему не взять? Пропадет же! Большевики или бандиты всё равно отберут. Так что, с точки зрения христианской морали, все честно.

Они рассмеялись, чокнулись рюмками с водкой. Потом Рейли вышел из кабинета и тут же смешался с пьяной толпой. Локкарт вернулся домой один.

Тридцатого августа 1918 года эсеры ответили на разгром своей партии серией террористических актов. В Петрограде был убит председатель ЧК Моисей Урицкий, в Москве эсерка Каплан стреляла в Ленина и тяжело его ранила. «Если Рейли не прав, то Берзиньш должен воспользоваться ситуацией и проявить себя, самое время, — думал Локкарт. — Завтрашний день, пожалуй, будет решающим в этой политической партии. Кто следующий? В Москве остался Свердлов, в Питере — Зиновьев. Троцкий где-то в пути на своем бронепоезде, остальные не в счет. Эх, какой удобный момент для захвата власти! Где же эти латыши»?

Он лег спать, решив, что завтра обязательно наступит развязка. Так и случилось, ночью Локкарт и сотрудники его миссии были арестованы ЧК.

Локкарта вели по длинному темному коридору здания № 11 на Лубянской площади. Там в бывшем помещении страхового общества размещалась Чрезвычайная комиссия. Он бывал здесь ранее. В апрельские дни, когда большевики ликвидировали притоны анархистов, Локкарта и Роббинса привозил сюда Петерс, тогда еще заместитель председателя ВЧК, и хвастался проведенными акциями.

Тогда иностранцы были желанными гостями, теперь Локкарт — арестант. Его конвоируют двое, прикажут — они расстреляют его, не задумываясь. Конвой остановился у дверей комнаты, после стука приказали Локкарту входить. Тот вошел, перед ним голые мрачные стены, стол, освещенный свисающей с потолка лампой, за столом Петерс. Он был в белой рубашке, которая при тусклом свете отдавала синевой.

— Проходите, конвой свободен!

Они остались одни. Стул был один, и на нем сидел Петерс. Локкарт был вынужден стоять.

— Очень плохо, что Вы оказались здесь, мне очень жаль.

— В чем, собственно дело, — стал возмущаться Локкарт, — по какому праву меня арестовали? Я прибыл в Россию по приглашению Советского правительства. Мне были обещаны гарантии безопасности!

— Дело очень серьезное, — мрачно сказал Петерс, — Вы даже себе не представляете!

— Что я должен себе представлять? Я желаю немедленно говорить с Наркомом по иностранным делам Чичериным!

— Я не желаю слушать Ваши крики. Вы будете отвечать на вопросы, если хотите выйти на свободу.

— Я протестую!

— Вам известна женщина по фамилии Каплан?

— До вчерашнего дня эта фамилия мне ни о чем не говорила. Вы не имеете права допрашивать меня!

— В вашем положении не стоит говорить о правах. Вы воспользовались гостеприимством Советской власти и стали готовить заговор с целью её свержения.

— Я бы попросил выбирать выражения, что значит готовил заговор?

— Это Ваше письмо?

Петерс открыл портфель и достал оттуда записку для генерала Пуля, выданную несколько дней назад Локкартом латышам.

Англичанин похолодел. «Они арестованы и дали против меня показания», — пронеслось у него в голове.

— Вы со своими помощниками пытались подкупить представителей стальной гвардии революции — латышских стрелков. Не вышло, господин Локкарт!

— Я протестую, я не намерен отвечать на Ваши вопросы!

— Для Вас будет лучше сказать правду.

Локкарт молчал.

— Где Рейли?

Молчание.

«Значит, его взять не смогли», — подумал неофициальный представитель. Как здорово, что в Форин оффис придумали эту должность. По крайне мере, он отвечает только за себя и к официальному Лондону отношения не имеет. А значит, претензии на государственном уровне предъявлены быть не могут».

— Уведите, — крикнул Петерс конвойным, — господин представитель Великобритании хочет обдумать заданные ему вопросы.

Локкарт оказался в камере. Грязь и вонь, царившие вокруг, — это всего лишь слова. Чтобы почувствовать атмосферу этой клоаки, надо было туда попасть. Локкарт присел на край лавки, сунул руки в карманы пальто. «Боже мой, в кармане записная книжка с зашифрованными сведениями! Обыщут, найдут, могут расшифровать, тогда конец, — подумал англичанин. — Надо что-то делать!»

Он подошел к двери и стал барабанить по ней кулаками.

— Чего шумишь? — спросил караульный.

— В нужник хочу!

— Ишь ты, потерпишь, не маленький!

— У меня понос, откройте немедленно!

— Попал в ЧК, и сразу пробрало? Слаб, Ваше благородие!

— Извольте немедленно отвести меня в нужник!

— Ну ладно, что мы, не понимаем что-ли? Пошли.