Элизабет Гиффорд - Добрый доктор из Варшавы [litres]

– Если бы еще вы благословили нас, – говорит Миша. Корчак стал для него вторым отцом, а порой даже заменял ушедшую мать.

Корчак целует Мишу и Софию в лоб.

– Когда я вижу вас, мои дорогие дети, я верю в будущее, и пусть мое благословение поможет вам во всем. Что же пожелать вам? Наверное, чтобы вам довелось жить в лучшем мире, где есть место любви и прощению, правде и справедливости, в мире, которого сегодня не существует, но, может, завтра придет его время.

Он неловко обнимает их, смущенно кашляет в сторону, и голос у него сдавленный, будто он вот-вот заплачет.

– Дети мои, – произносит он, а вслед за тем хлопает в ладоши, и все тут же приходит в движение, начинается веселье. А после ужина обязательно будут песни и танцы.

Доктор посылает Абрашу за фотоаппаратом, а София и Миша встают на ступеньки дачного крыльца. На этом фото она стоит на ступеньку выше, чтобы сравняться с Мишей, белые носки на сильных загорелых ногах, летнее платье, солнечные искорки в блестящих волосах. Он в брюках гольф и белоснежной рубашке с расстегнутым воротом, и у обоих такие счастливые, сияющие лица.

До конца недели младшие девочки то и дело придумывают наряды для невесты, играют в свадьбу, ловят мальчиков и заставляют их изображать женихов. При первой же возможности женихи срывают с себя шелковые платки и сбегают от невест на футбольное поле. И только Эрвин, застенчивый и смущенный, краснея от гордости, сам предлагает стать женихом своей обожаемой Галинки.

Ведь он всегда любил Галинку, еще с тех пор как она появилась в приюте на Крохмальной и была похожа на тощего стриженого барашка, который не хотел ни с кем разговаривать.

Поэтому, когда она поднимает занавеску-фату и обещает любить его вечно, Эрвин тоже обещает. Он всегда будет любить ее и заботиться о ней.

Сара ни в какую не хочет есть хлеб, который дают на ужин. Сидящий за одним столом с ней Эрвин возмущается, когда видит, как Сара каждый раз отодвигает от себя куски. Что может быть ужасней выброшенных продуктов? Эрвину так нравится прекрасная еда, которая каждый день появляется на столах. Ее можно накладывать сколько захочешь и есть до отвала. За их столом сидит пани София, но даже она не может уговорить Сару съесть хоть кусочек хлеба.

Пан доктор собирает тарелки со столов. Он видит хлеб, Сарины сжатые губы. Садится перед ней на корточки и шепчет:

– Сара, ведьмы улетели далеко в горы и больше не вернутся.

Она смотрит на него с надеждой. Осторожно откусывает маленький кусочек, а потом съедает весь хлеб без остатка. И убегает играть, держа Галинку за руку.

– Как вы узнали, что трюк сработает? – спрашивает София.

– Это вовсе не трюк. От Сары я узнал, что бабушка рассказала ей историю про ведьм, которые живут в хлебных корках, и с тех пор Сара стала бояться хлеба. Иногда, чтобы побороть старую небылицу, нужно сочинить новую.

Напевая себе под нос, он идет дальше вдоль столов со стопкой тарелок.

Последний день в лагере. София стоит на краю поля. Капли росы на травинках переливаются в лучах утреннего солнца. Как бы ей хотелось остановить это мгновение. Не хочется думать о возвращении в Варшаву с ее затемнениями и угнетающей атмосферой.

Сара и Галинка окликают ее. Воздушные змеи готовы, и все отправляются на поле. Несколько палочек и пара кусочков бумаги превратились в птиц, которые парят на ветру высоко в небе.

– Пани София, – говорит Абраша, натягивая струну своими музыкальными пальцами каждый раз, когда змей снижается. – Однажды я вырасту и облечу весь мир, буду играть музыку, похожую на песню змея на ветру. А вы со мной полетите?

– Конечно. На серебряном аэроплане.

На пути в Варшаву поезд замедляет ход, проезжая мимо полей, где проходят маневры польской кавалерии. Возбужденные дети толпятся у окон. Солдатская форма и коричневые крупы лошадей блестят на солнце, как каштаны. Над квадратными фуражками, отделанными маково-красными лентами, развеваются тонкие белые перья.

Поезд снова набирает скорость, Миша поворачивает голову, стараясь как можно дольше не потерять из виду удаляющихся военных. София крепко держит его за руку. Она знает, что он хочет сделать, вернувшись в Варшаву.

Миша сбегает по ступенькам призывного пункта, на лице его досада и гнев. Все утро он обивал пороги, пытаясь записаться в добровольцы. Его, высокого, здорового, готового служить родине, охотно взяли бы в любые войска. Однако Миша выпускник университета, а значит, освобожден от мобилизации, поэтому его никуда не берут. И еще одна проблема: окончившим университет присваивают офицерское звание, а еврей не может командовать поляками. На призывном пункте никто толком не знает, вправе ли они брать его в армию, можно ли пренебречь старым правилом, которое почему-то до сих пор не отменили. Все до ужаса нелепо. В конце концов ему везде с сожалением отказали.

Уже много месяцев Гитлер требует от Польши передать Германии контроль над Данцигом и частью Северной Польши, а вчера он предъявил окончательный ультиматум. И тем не менее, похоже, польская армия застигнута врасплох, она безнадежно дезорганизована и не имеет четкого плана.

Кафе на Саксонской площади, как всегда, переполнены. Люди стараются не замечать уродливого нагромождения мешков с песком прямо перед дворцом. На фонарных столбах висят корзины с петуниями, будто извиняются за прикрепленные под ними громкоговорители, которые в любой момент могут сообщить о воздушном налете. Правда, до сих пор они молчат.

Миша замечает Софию, она ждет его за столиком под липами. Низкая решетка отгораживает столик от тротуара со снующими прохожими. К узорчатому ограждению кто-то привязал таксу, и решетка трясется каждый раз, когда взбалмошная собачонка подпрыгивает, хлопая ушами, похожими на лопасти сломанного пропеллера.

Девушка не может скрыть радости, когда слышит о Мишиной неудаче.

– Говорят, что все это пустые угрозы. Гитлер никогда не посмеет напасть на Польшу, иначе ему придется иметь дело с нашими союзниками – Британией и Францией.

Миша кладет на стол чемоданчик с противогазом.

– Но ведь никто даже не пикнул, когда он аннексировал Австрию и забрал почти всю Чехию. И зачем эти тонны орудий рядом с нашей границей? Что он задумал?

– Не будем думать о плохом в такой прекрасный день. Спустимся к реке.

Они идут на многолюдную набережную. Мужчины в широких, как у матросов, брюках прогуливаются с женщинами в элегантных шифоновых платьях, белых летних шляпах. Оркестр играет новомодное веселое танго, под звуки кларнета и аккордеона танцуют пары. У Миши выходной, поэтому они гуляют допоздна, едят клецки в кафе на улице Шуха. Потом выходят на залитые луной тихие ночные улицы, и Миша провожает Софию домой к площади Гжибовского. Кажется, что война где-то далеко, а затемнение – просто романтическая уловка, придуманная специально для влюбленных. Они долго стоят в арке во дворе, обнимаются, неохотно расстаются до следующего дня. В непроглядной тьме Миша идет по улицам домой, в свою узкую комнатушку. Как бы ему хотелось, чтобы София оказалась права. Но будущее пугает, ему кажется, на них надвигается что-то страшное, вот-вот нагрянет беда.