Джон Престон - Раскопки [litres с оптимизированной обложкой]

– Семнадцать лет! – мечтательно повторила Вера, поглядывая на меня, чтобы убедиться, что я все понял.

Наконец, старик умер. Когда полковник в очередной раз приехал, он опять сделал Эдит предложение. И на этот раз она согласилась и вышла за него замуж. Но к этому времени ей было уже за тридцать. Что касается полковника, то ему было уже за пятьдесят. Тем не менее они поженились и переехали сюда, чтобы начать все с чистого листа. Они прожили здесь около десяти лет. И тут произошло нечто совершенно неожиданное. В возрасте сорока семи лет миссис Претти забеременела.

– Сорок семь! – снова повторила Вера.

Только на этот раз я почти опередил ее. До ужина я был так зол, что не мог сосредоточиться ни на чем другом. Но теперь все прошло. Впервые за долгое время я не думал о ладье. Никогда не слышал, чтобы у кого-то в таком возрасте появлялся ребенок. Сначала проблем не было, сказал Билли. Но потом в середине срока миссис Претти подхватила тиф.

Хотя с ребенком – Робертом – все было в порядке, ее здоровье так и не восстановилось. По крайней мере, полностью. Что касается полковника, то он умер от сердечного приступа весной 1937 года. По странному совпадению он умер в свой день рождения.

Дальше никто особенно не разговаривал. Когда я отправился спать, то долго не мог заснуть. Каждый раз, когда я закрывал глаза, видел, как полковник поднимается по этим каменным ступенькам к большой входной двери, а потом спускается обратно. Интересно, как он это выдержал. Год за годом, когда ему отказывали. Все время надеясь, что однажды удача ему улыбнется.

Я проснулся в четыре часа. Лежа в постели, я ждал, когда небо посветлеет. В конце концов рассвет разгорелся с сердитым блеском. Когда я вышел к курганам, на горизонте появились пурпурные полосы. Вода в устье реки была вся взъерошена массой белых гребней волн, метавшихся туда-сюда. С наступлением утра мое настроение стало улучшаться. Я убедился, что грабители могил так и не добрались до захоронения в Саттон-Ху. Они пытались, но по какой-то причине остановились. Я раскопал около четырех футов рифли, а потом она просто исчезла. Под ней почва снова была густой и липкой.

Возможно, они боялись, что их засыплет, а может, им просто надоело. Я объяснил Джону и Уиллу, что с этого момента мы сосредоточимся на середине корабля, а не на линиях заклепок. Они не увидели в этом ничего необычного. А если и увидели, то были слишком тактичны, чтобы сказать об этом. И снова я предложил работать послойно с поверхности. Сначала двигаться в одном направлении, затем возвращаться в другом, снимая по шесть дюймов зараз. Прикрепив лопаты к концам длинных ручек, мы начали работать. Эти ясеневые рукоятки очень удобны, они позволяют нам выбрасывать землю прямо из траншеи, чтобы потом сгрести ее в кучу.

Весь день мы продолжали снимать песок, внимательно следя за любыми изменениями его цвета. Когда мы с Джоном работали на участке к западу от центра корабля, Уилл в это время дежурил на тачке, а Роберт помогал ему. Тут я наткнулся на потемневшее пятно. Оно было не более четверти дюйма в ширину и шло поперек судна. Сначала я решил, что это остатки одного из реберных брусьев. Но чем больше я думал, тем меньше был уверен.

Конечно, это мог быть и другой брус. Но также это могло быть все, что осталось от одной из стен самой камеры. К сожалению, времени на то, чтобы что-то предпринять, уже не оставалось. Джон и Уилл ушли в шесть, а через час или около того Роберт отправился ужинать. Вместо того чтобы продолжать работу, я хотел еще раз все обдумать и решить, что делать дальше. Я уже развернул брезент и готовился расстелить его, когда обернулся и увидел большого, незнакомого мужчину. Он спускался по лестнице прямо в брюхо корабля.

– Извините! – позвал я. Без толку. И хотя мужчина явно меня слышал, внимания он не обратил.

Тем временем лестница прогнулась под его весом. Когда он оказался внизу, я увидел, что он не просто большой. Он огромный. Брюки задраны очень высоко, и он носил пятнистый галстук-бабочку.

– Стойте, – крикнул я, гораздо громче, чем раньше.

И тут он наконец остановился.

– Что это вы тут делаете?

Он посмотрел прямо сквозь меня. Вернее, через мое плечо на линии заклепок, уходящие в песок.

– О боже, – сказал он. А потом продолжил спускаться по лестнице.

– Нет, нет! Нельзя!

Он снова остановился.

– Что, простите? – сказал он таким тоном, будто никакое прощение его не интересует.

– Вам сюда нельзя.

– Почему?

– Потому что это небезопасно для человека вашего…

– Моего чего?

– Вашего телосложения, – сказал я.

К этому времени он был всего в двух или трех перекладинах от дна. В той же медленной, обдуманной манере, что и раньше, он закончил спуск. Затем он встал на одну из досок и выпятил грудь. Он сделал это так, словно выставлял ее для осмотра.

– Мэгоу говорил, что это самая крупная находка. В Восточной Англии. Но все равно неожиданно.

– Послушайте, – сказал я, – я уже дважды просил вас уйти. Кто угодно бы понял, но я повторю снова. Здесь нужно быть осторожными, все вокруг очень хрупкое. Да и тут опасно, – сказал я, показывая на табличку Билли «Заминировано».

– А что насчет камеры? – спросил он.

– Камеры? Какой камеры?

– Вы нашли следы погребальной камеры?

Возможно, он запыхался, но когда он говорил со мной, то разбивал слова на части, как будто разговаривал с ребенком.

– Нет, – сказал я. – Ничего не нашел.

Вскоре он начал подниматься обратно по лестнице. На полпути мужчина остановился и посмотрел назад на корабль.

– О боги, – повторил он.

Когда я вернулся домой, Вера сказала:

– Наверху тебя ждет сюрприз, Бейзил.

Не могу сказать, что я был в настроении для новых сюрпризов.

– В смысле?

Она рассмеялась:

– Иди и посмотри сам.

В моей спальне стояла Мэй. На щеках – красные пятна. Волосы торчали во все стороны.

– Как ты здесь оказалась? – спросил я.

– Старик Миддлтон ехал в Вудбридж. Он предложил меня подвезти. В своем последнем письме, Бейзил, ты был не в духе, так что я забеспокоилась. Я подумала, что будет лучше посмотреть, как ты себя чувствуешь. И я привезла тебе свежую одежду.

– Все в порядке, – сказал я. – Правда?

Она подняла подбородок, и я ее поцеловал. Потом мы вместе сели на кровать с металлическим каркасом, установленную необычайно высоко. Так высоко, что наши ноги свисали, не касаясь пола. Солнце светило прямо в окно. Нам обоим пришлось прикрыть глаза от бликов.

– Ты рад меня видеть, Бейзил?

– Конечно, рад.

– Ты нечасто это показываешь, – сказала она.

Я поцеловал ее еще раз. Затем я сказал:

– А чего ты не снимешь шляпу?

Мэй вытащила шпильки. Когда она подняла головной убор, ее волосы закрутились вокруг головы в тугой штопор.