Борис Акунин - Русский в Англии: Самоучитель по беллетристике [litres]

«Английская жизнь проста, честна и ясна, как фамилия Проби, – сурово ответствовал он. – Имя же, которое мечтаешь принять ты, похоже на шипение ядовитой змеи. Такова будет и твоя судьба в дикой, варварской стране, где даже нет парламента! Твоя покойная матушка никогда не простит мне, если я обреку тебя на такую долю! Господи, неужто ты хочешь, чтобы тебя называли „миссис…“».

И он стал плеваться: «Tsch-tsch», не в состоянии выговорить «Чичагов».

Чарльз Проби: уже в молодости видно, что упрямец [66] Дж. Рейнольдс. Портрет капитана Чарльза Проби. 1753. Royal Albert Memorial Museum.

Я простила бы оскорбления в свой адрес, но издевательства над Вашей фамилией снести не могла.

– «Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет», – сказала я вначале. Но он не понял, он не читал Шекспира.

Тогда я в сердцах воскликнула:

– Я хочу, чтобы меня звали именем человека, которого я люблю, пусть даже я буду «миссис Вельзевул»!

Говорить этого, конечно, не следовало. Отец человек набожный. Он пришел в ужас.

В наказание я заперта на ключ у себя в спальне. Пищу мне приносят, но я ни к чему не прикасаюсь. Боже, не дай мне возненавидеть собственного отца!

Письмо отнесет на почту служанка. За это я пообещала ей свое муслиновое платье – то, в лиловую полоску, которое, как мне показалось, Вам не нравится.

Вы правы: Tua звучит лучше, чем холодное Your.

Tua Lizinka

Как это написать по-русски?

Кронштадт. Июля 13 дня 1797 года

Милый друг Лизинька! Вот мое плавание, длившееся год с лишком, окончилось, и я снова на Родине. Мы оба сильно изменились, я и она. Впрочем, ей произошедшая во мне перемена вряд ли заметна. Эта строгая мать уделяет душевным метаморфозам своих детей мало внимания, следя лишь за тем, чтоб они были послушны и смирно себя вели. Для России я всё тот же капитан Чичагов, она и не догадывается, что в груди, под Георгиевским крестом, теперь поселилась Англия.

Впрочем, Георгиевские кресты теперь запрещены как учрежденные покойной императрицей. Уже полгода страною правит его величество Павел Первый, который желает стереть самое память о прежнем царствовании. Этот принц в обществе был почти неизвестен, он вел существование полуотшельника в своем загородном поместье. Ходили слухи, что его высочество странен и, кажется, даже не совсем в уме, почему трон унаследует не он, а его старший сын Александр. Однако воцарился Павел. Все вокруг только и толкуют, что о причудливости его натуры. Вы сетуете, что английская непривычка к чувствительному разговору затрудняет ваши объяснения с отцом. Поверьте мне, дорогой друг, что русское обыкновение не сдерживать своих эмоций ничуть не лучше. Рассказывают, что царь бывает только в двух состояниях – бурно гневливом, когда все от него прячутся, и щедро-великодушном, когда дворец моментально наполняется толпами. Пребывание близ императора подобно игре на рулетке. Точно так же можно разбогатеть иль всё потерять в один миг.

Царь Павел глазами англичан [67] Гравюра Джеймса Гилрея по оригиналу неизвестного художника.Великодушный союзник (карикатура на императора Павла I). 1799. Изд. Ханна Хамфри. Санкт-Петербург – Лондон. Государственный исторический музей.

Умопомрачительные взлеты и сокрушительные падения случаются чуть не ежедневно. У всемогущего прежде князя Зубова изъяты все пожалованные ему казной поместья, а сам он выслан прочь. Статс-секретарь Грибовский и вовсе помещен под арест. Но, как и во всякой азартной игре, впечатление на публику производят не разорившиеся, а счастливцы. Некто Кутайсов, пленный турок и бывший брадобрей принца, ныне занимает высокую придворную должность гардеробмейстера, и перед ним заискивают министры. Многие мечтают стать Кутайсовыми, летят к манящему огню, как мотыльки на свечу, и сгорают, но это не останавливает других.

Что ж, я намерен держаться от сего светила подальше. Меня влечет иной огонь. Он пылает далеко, за двумя морями, но его сияние единственно согревает мне сердце. Я живу только Вашими письмами, о Луна и Солнце моей души. Умоляю, пишите мне как можно чаще и подробнее.

Tuo Paolo innamorato

Чатэм. Августа 11 дня 1797 года

Мой драгоценный Паоло, после Вашего отъезда моя жизнь будто остановилась. Я хожу сомнамбулой иль вернее примороженной рыбой. Знаете, как только что выловленную сельдь бросают в короб со льдом, а потом вынимают, она отогревается и вновь оживает? Вот я в точности, как такая рыба. Когда Вы вернетесь, я опять затрепещу плавниками и зашевелю хвостом. А пока мне очень холодно, и некуда, незачем плыть.

Ах, как я глупа со своими сравнениями! Теперь Вы воображаете меня замороженной селедкой, а это не тот образ, в котором я желала бы Вам являться.

Вы просите меня писать как можно подробней, но всякий мой день, как две капли воды, похож на другой. Давайте опишу сегодняшний, и Вы получите картину моего каждодневного существования.

Проснулась я в половине седьмого, по удару склянки. В нашем морском доме так заведено с незапамятных времен. Одевшись, долго сидела у окна и смотрела в сад. Моросил дождь и дул ветер, разнося сорванные листья. Мне не было скучно. Я думала о Вас.

Потом ударили две склянки, и я спустилась к завтраку. После того, как Беатрис переехала к мужу, за столом мы сидим вдвоем с отцом. Я ему говорю «Доброго вам утра, батюшка». Он поднимает голову от «Морских вестей», кивает мне. Во взгляде тот же всегдашний вопрос: «Всё по-прежнему?». Мои глаза отвечают: «По-прежнему и никак иначе». После этого мы сидим молча. Тишина. Жужжание мухи. Позвякивание ложечек.

Потом я читаю книгу. Сейчас это «Liasons Dangereux». Я исправно разрезаю и перелистываю страницы, но не понимаю ни слова, потому что думаю только о Вас.

Три склянки зовут меня на ланч, но я прошу служанку передать, что у меня нет аппетита.

Кончается дождь, и я кругами гуляю по саду. Когда возвращаюсь, с удивлением обнаруживаю, что шляпка и шаль совсем мокрые. То ли накапало с веток, то ли снова полил дождь, а я и не заметила. Я думала о Вас.

Лучше всего мне думается о Вас перед вечером, когда я играю на клавикордах те песни, которые мы исполняли вместе, и те, которые я разучила недавно, чтобы мы спели их потом. Среди них одна, «Au Clair de la Lune», очень простая. Там есть такие слова, от которых у меня льются слезы: