Борис Акунин - Русский в Англии: Самоучитель по беллетристике [litres]

Прошу Вас, добудьте ноты. Давайте условимся, что, скажем, по воскресеньям, в Ваши одиннадцать часов вечера, мы будем петь ее дуэтом. Пускай его услышат там, на Небе, и сжалятся над нами.

А теперь, когда я выполнила задание и подробно рассказала Вам о своем дне, прошу Вас сделать то же, ничего не опуская. Каждая деталь для меня драгоценна.

Tua Lizinka

Кронштадт. Сентября 2 дня 1797 года

Возлюбленная повелительница, Ваше желание для меня приказ. Исполняю его с усердием.

Мой день весьма отличен от Вашего. Есть только две сходности. Во-первых, пробуждаюсь я тоже от склянок, ибо ночую на корабле, который опять нуждается в ремонте после того, как «Ретвизан» в мою вахту задел дном о камень на выходе из Ревельской бухты – по Вашей вине, ибо я загрезился угадайте о ком. Теперь надобно крепить отошедшую медную обшивку.

Во-вторых, я тоже о Вас думаю, но по иному артикулу. После ревельского казуса я наказал себя недельным запретом мысленно произносить дорогое мне имя, а сейчас ввел порядок, согласно которому мечтаю о Вас только в награждение за какую-нибудь хорошо исполненную работу либо перенесенное страдание. С корабля я должен был отправиться в кресло зубного лекаря, тянувшего мне щипцами мудрый зуб, и почти не чувствовал боли, ибо позволил себе настоящую сладострастную оргию, в которой вновь переживал единственный наш поцелуй.

Кронштадт [69] И. Айвазовский. Кронштадт. Форт «Император Александр I». 1844.Центральный военно-морской музей (Санкт-Петербург).

На каттере, следовавшем в Петербург, я тоже думал о Вас, ибо пораненная челюсть чувствительно саднила.

Потом меня ждала аудиенция у нашего Первого Лорда Адмиралтейства. Передавать содержание этого скучного разговора я не стану, ибо нельзя доверять бумаге военные секреты, однако ж беседа была пренеприятной, ибо его сиятельство не может терпеть меня, а я – его. За сорок минут сей корриды, в которой меня всего утыкали бандерильями, я вознаградил себя сорока минутами мысленной прогулки с Вами по набережной незабываемой реки Медвей.

Вечером я снова был у себя на корабле, в кают-кампании, ибо по субботам капитан угощает офицеров пуншем. Этой священной традицией пренебрегать нельзя, даже если у капитана разбитое сердце. По причине этого тяжелого ранения я очень ослабел и постыдно напился. В голубом пламени над чашей мне всё мерещились Ваши голубые глаза. Дошло до того, что я принялся изливать старшему помощнику душу, превознося Ваши несравненные достоинства. Не знаю, как завтра буду смотреть моему сухарю Быкову в глаза. В конце концов я его утомил. Он проворчал: «Ох уж эти влюбленные моряки. На корабле вы всё тоскуете по предмету страсти, а с предметом страсти будете тосковать по кораблю».

Ах, Лизинька, как бы я желал переместиться в состояние, обратное нынешнему: телом находиться с Вами, а мыслями с кораблем!

Сейчас уже ночь. Я весьма нетрезв и то, что я пишу письмо Вам, опьяняет меня еще более.

Ваш пьяный моряк

[…]

Чатэм. Октября 11 дня 1798 года

Любимый! Я долго была лишена возможности писать Вам. Вообразите, мой родитель посадил меня под домашний арест. Меж нами произошла совершенно не английская, а чрезвычайно русская сцена, в которой мы оба кричали и плакали. «Вы мне более не дочь!» – объявил он. «В таком случае вы мне больше не отец!», – воскликнула я и была отправлена на гауптвахту. Служанку, которая носила мои письма, сменил отцовский денщик, отвратительно честный малый, не польстившийся даже на шиллинг, а больше денег у меня не было.

Это я сейчас описываю Вам случившееся комически, но тогда мне было не до шуток. Я ужасно испугалась. Не отцовского гнева, а самое себя – того, что желаю ему скорой смерти, которая меня освободила бы и отворила врата к счастью. Признаюсь Вам в этом, потому что поклялась всегда и во всем быть с Вами предельно честной. Я бываю злой и скверной, друг мой.

Хуже всего, что это неправда, будто меня держит в неволе деспотизм отца. Я давно совершеннолетняя и с точки зрения закона могу выходить замуж за кого пожелаю. Но стоит мне подумать об этом, и я вижу отца, плачущего над гробом матушки, которую он так сильно любил. Я знаю, что весь тяжелый пламень этой любви он перенес на меня, свою младшую дочь. Я очень похожа на покойницу, все это говорят.

Чатэм [70] N. Pocock. HMS Royal George on the Medway, with HMS Queen Charlotte under construction. 1790. National Maritime Museum (London).

Неужто ж я не понимаю, что Ваша русскость не более чем предлог? Точно так же отец противился бы моему браку с англичанином. Да он, я думаю, даже рад, что я соглашаюсь выйти только за иностранца и иноверца. Это дает бедному старику оправдание в собственных глазах.

Я мучаю отца, любя Вас. И мучаю Вас, жалея отца. Я предаю вас обоих! Что же мне делать? Смилуйся надо мной, Господи!

Tvoya navek Lizinka

Санкт-Петербург. Января 12 дня 1799 года

Любезная Лизинька, Вы просили прислать Вам какое-нибудь русское стихотворение, чтобы Вы заучили его наизусть.

Вот мое любимое, которое я шепчу, когда никого нет рядом. О, как умеют поэты бередить наше сердце своею волшебной лирой! Сколь точно находят слова, играющие на струнах души!

Tvoy golubocheck

[…]

Чатэм. Марта. 31 дня 1799 года

Я плачу и не могу остановиться. Едва высыхают слезы горя, как подступают слезы счастья, а сразу за ними слезы стыда. Я самая скверная, самая бессердечная из дочерей.

Простите, милый друг, я уже закапала слезами страницу, и чернила расплылись, а я еще не сообщила Вам весть.

Моего дорогого отца больше нет. Сегодня он окончил свой земной путь.

Меня осуждают братья и сестры. Они считают, что я своим упрямством отравила последние годы отца и сократила ему жизнь. Я лишена наследства по его завещанию – Вам достается бесприданница. Наконец, я нравственная преступница, но преступница, которую выпускают на свободу.

Боже, как ужасно и как прекрасно жить на свете.

Больше ничего писать не стану. Вы сами знаете, что нужно делать.

Лизинька

[…]

Санкт-Петербург. Июня 2 дня 1799 года

Milaya Lizinka, не желал писать Вам о том ранее, чтобы попусту не тревожить, однако теперь могу наконец объяснить промедление, которое доставило Вам столько досады.