Сандра Галланд - Страсти и скорби Жозефины Богарне

Кроме того, как взрослая женщина, я обязана взять на себя ответственность за воспитание моей служанки: Мими не должна плевать на пол, и в приличном обществе ей следует воздерживаться от употребления таких слов, как «ночной горшок». При виде меня ей нужно делать реверанс и обращаться ко мне «мадемуазель де ла Пажери», а после свадьбы — «мадам виконтесса».

Тетушка показала, как делать реверанс, и заставила Мими упражняться до тех пор, пока у нее не стало получаться как следует. Мими никогда не отличалась грацией, поэтому я старалась не прыснуть со смеху.

30 октября

Мсье де Богарне, посетив товарищей, вернулся в хорошем настроении. Он взял меня за руку и пообещал быть верным спутником в нашем «путешествии по жизни».

— Я тоже обещаю, — ответила я.

Тетушка Дезире казалась счастливой и кудахтала вокруг нас, как наседка.

После ужина играли в триктрак (я позволила мсье де Богарне выиграть.) Он так образован и талантлив, что я перед ним благоговею. Он рисует портреты, поет (у него хороший голос), играет на клавесине, читает по-латыни, говорит по-немецки и даже немного по-английски. Он сказал, что у меня прекрасные глаза. Зовет меня Мафья-мо: по-гречески, по его уверению, это означает «свет очей моих». Хотела бы я тоже знать греческий хоть немного, чтобы дать ему имя.

31 октября, канун Дня Всех Святых

Доктор считает, что отец поправился настолько, что ему можно пуститься в путь. Уезжаем утром. Мсье де Богарне купил для путешествия закрытую карету (целых сорок луидоров!) — она очень красивая, темно-зеленая, с черными кожаными сиденьями. Тетушка Дезире прочитала ему нотацию о том, как дурно входить в долги, но он сказал, что надо было потратиться ради удобства моего отца. И добавил: «Если мы с мадемуазель Ташер поженимся, долг не будет иметь значения».

Что значит «если»?

Среда, 10 ноября 1779 года, Париж

Париж! Когда мы проезжали по мосту через Сену, отец дал мне су, чтобы бросить в воду.

— Загадай желание.

Париж даже красивее, чем я себе воображала, но тут так грязно!

— Грязь Парижа, — пробормотал мсье де Богарне, когда на рукав его лавандового цвета куртки для верховой езды попали брызги.

— Лютеция, город грязи, — так мы его зовем, — сказала тетушка Дезире.

Должна признаться, тут стоит странный запах. Тетушка Дезире привыкла к нему, но попросила меня быть осторожной и не запачкать юбки: грязь, если быстро не счистить, может прожечь в них дыру.

Мы ехали шагом по многолюдным улицам. Я жадно смотрела в окно. Погода стояла холодная, на рынке все были в башмаках. Мужчина в парике, украшенном лентами, продавал с тачки уксус. Приземистый торговец мылом с изрытым оспой лицом скрутил несколько шарфов и подвязал ими на талии штаны из оленьей кожи. Еще я увидела торговку рыбой в гофрированном чепце.

И столько запахов! Столько звуков! Повсюду пешеходы разговаривают, спорят, поют, но я не могла понять ни слова: он похож на французский, но, по словам тетушки Дезире, это площадной язык.

Когда мы добрались до района, где живет мсье де Богарне, начинало смеркаться. Уже зажигались уличные фонари на высоких столбах. Дом моего жениха стоит на такой узкой улице, что на ней не развернется карета. Тетушка Дезире предостерегла меня насчет окрестных кварталов.

— Будь осторожна! Известно, что неподалеку собираются воры, — сказала она. [21] Некогда процветавший квартал впоследствии заметно обеднел. Он находился неподалеку от входа в cour des miracles («двор чудес», фр. ), рай для нищих и воров, и прославился благодаря написанному в 1831 г. роману Виктора Гюго «Собор Парижской Богоматери».

Дом высокий, с большими ставнями. Над парадной дверью выложено из камня женское лицо.

— Это Веста, — пояснил мсье де Богарне, помогая отцу подняться по ступеням. — Римская богиня.

— Гиаблес! — прошептала Мими и в ужасе остановилась.

Я схватила ее за руку и потянула за собой.

— В Париже нет духов вуду, — прошептала я.

Внутри все оказалось роскошным — роскошнее даже, чем у дяди Ташера в Форт-Ройяле. Большой камин, много красивой мебели… В передней гостиной на золоченых стержнях висят белые с золотом парчовые шторы.

— Ох! — выдохнула Мими. У нас под ногами поскрипывал скользкий пол.

Отец взял меня за руку.

— Подойдет? — спросил он и подмигнул.

— Прямо как во дворце, — прошептала я в ответ и с грустью подумала о маме и Манет, о наших истертых половиках.

— Сюда! — сказала тетушка Дезире, следуя по широкой лестнице за мсье де Богарне.

Мсье де Богарне-отец, маркиз де Богарне, принял нас у себя в спальне. Он стоял, опираясь на две трости. На нем была фланелевая ночная рубашка, стеганый халат из золотистого атласа, а на голове — напудренный старомодный парик, густые кудри которого ниспадали ему на плечи и спину. Он оказался гораздо старше, чем я ожидала, — лет ему, на мой взгляд, от шестидесяти до восьмидесяти, — но держался с достоинством, хоть и не был одет.

Я сделала небольшой реверанс и села в предложенное мне кресло у камина, где стоял поднос с чаем.

— Удовлетворен, Александр? — спросил маркиз после того, как меня представили. Я с облегчением услышала утвердительный ответ мсье де Богарне.

— Полагаю, она вам понравится, — сказала тетушка Дезире.

— Она мне уже нравится, — сказал маркиз и подмигнул мне.

После легкого ужина и семейной молитвы мы, усталые путешественники, разошлись по спальням. Тетушка Дезире показала мне мою комнату, которая велика и обставлена изящной мебелью. Отец будет спать в соседней комнате, так что я легко смогу в случае необходимости оказаться рядом. Мими — в комнате на третьем этаже, вместе с другими слугами.

Итак, дорогой дневник, пора задуть свечу. Слышу звон церковных колоколов. Наконец-то в Париже!

13 ноября

Теперь отцу покойнее: он в постели, и ему не приходится двигаться, — но он очень недоволен тем, чем кормит его тетушка Дезире.

Утром ему полагается съедать пасту из ревеня и черной смородины. Вечером ему приносят болотную мяту с сахаром. Все бы ничего, но припарка, которой Мими смазывает ему грудь, просто отвратительна: хлеб, растертый с молоком, яйцами и изюмом.

14 ноября

Доктор потратил на осмотр отца меньше минуты, но тем не менее уверен в успехе лечения. Прописал полграна винного камня и потом, когда начнется тошнота, — слабительное. Отец доволен: в качестве лекарства ему предстоит принимать кларет. [22] Общее название ряда легких красных вин, производимых в Бордо.

20 ноября

Я заболела «тоской по родине», как определила тетушка Дезире. Мне снилось, что я дома.

— Нет такой болезни, что устоит перед долгим походом по магазинам, — объявила тетушка.