Владислав Романов - Нефертити

Азылык прикрыл глаза, губы его зашевелились, шепча заклинания, он попытался вызвать своих духов, долгие годы помогавших ему, но они не откликались, и это встревожило оракула больше всего.

— Мне кто-то мешает увидеть дорогу, она закрыта тем же туманом, — приоткрыв тяжёлые веки, свистящим шёпотом выговорил он. — Я не понимаю, что происходит?!

Правитель поморщился. Раньше, будучи помоложе, Азылык мгновенно считывал с книги судеб незримые знаки, указывавшие, что произойдёт с ними через час или через день, а сейчас и на это у гадателя уже не хватало сил. И верно нашёптывали ему старые звездочёты отца: кассит отслужил своё, и пора повелителю сменить первого оракула двора.

— Я не хочу бесполезно терять здесь драгоценное время! — еле сдерживая гнев, прошипел самодержец. — Пока мы топчемся на месте, митаннийцы успеют запрятать своё золото в тайники, расставить нам ловушки и оповестить египтян! У меня нет для этого ни мгновения!

Оракул молчал.

— Скажи же, как мне поступить?! — взъярился вождь. — Зачем я вожу тебя с собой?!

— Я уже сказал всё, что знаю. Собери совет, пусть он решает.

— Я не буду по каждому пустяку собирать своих первых воинов! Они ещё больше всё запутают!

— Тогда сам прими решение!

В словах оракула послышался дерзкий вызов, и вождь хеттов чуть не сорвался, схватившись за меч и готовый снести голову наглому прорицателю. Другой бы пал на колени и молил о пощаде, а этот стоял, как каменный истукан, не в силах сдвинуться с места. Меч, вынутый наполовину из ножен, с глухим скрежетом снова вошёл в них.

— Ступай, ты мне больше не нужен! — яростно выдохнул властитель, повернувшись к нему спиной.

Азылык помедлил и ушёл. Ещё в детстве оракулу привиделась эта жуткая сцена в шатре, наполнившая неземным холодом его душу, и он долго ждал, когда она произойдёт въяве. Но тогда лезвие меча разрезало утренний сумрак, а голова оракула отвалилась набок, и раскрытый рот тщетно пытался втянуть в себя сырой воздух, он так и запечатлелся в памяти зияющей чёрной дырой, которая устрашала кассита все прожитые им годы. И это его заслуга, что предсказание не сбылось, меч каким-то чудом застрял в кожаных ножнах, и голова, помертвев от замаха правителя, осталась на плечах. Но второго столь щедрого подарка судьба не отпустит.

Суппилулиума и сам не ожидал, что меч вдруг отяжелеет в руке и застрянет: в сознании ярко прочертилась огненная дуга отсекновения. То был миг привычного удара, но словно кто-то третий, незримый, схватив за запястье, не дал свершиться казни, хотя полководец не любил что-либо оттягивать или переносить. Быстрота и натиск помогают одержать победу. Сомнения же — удел проигравших. Но оракул всё равно обречён. Слишком много вин он собрал на себя. Азылык, к примеру, предостерегал государя от похода на Египет. А душа царя Хатти только и живёт этой мечтой. Да и как ей противиться, когда вдоль плодородного Нила, по обоим берегам, накоплены несметные богатства и обладать ими алчет каждый земной князь, если он рождён с душой льва, а не ягнёнка. Тогда два моря будут принадлежать ему, и он сам станет земным богом. Неужто никто о том не помышляет?! Суппилулиума чувствует: вот-вот родится такой герой, кому покорится вся эта земля, и тогда боги сами сделают его равным себе. Да вождь хеттов выколет себе глаза, если уступит эту заветную мечту другому. И наперекор всем предостережениям гадателя после покорения митаннийцев правитель Хатти двинет свои войска на Египет, и пусть только попробует кто-нибудь его остановить! Да и кто осмелится?! Сластолюбец Аменхетеп Третий, который силён лишь на гаремных циновках?.. Кто ещё?!.

— Никто! — прорычал вслух государь, и Хашша тотчас заглянул в шатёр. Видно, спросонья ничего не расслышал, но всем своим глупейшим лицом выказывал готовность услужить. — Прочь! — выкрикнул властитель, и тот мгновенно исчез. Хоть этому он научил своих слуг: беспрекословно выполнять свои распоряжения.

За пологом послышались тихие голоса военачальников, ожидавших приказа полководца, срок утреннего завтрака истёк, и отряды готовились к переходу через Евфрат. Важно было определить порядок переправы, а властитель всё ещё не мог решить, как ему следует поступить, и это его бесило.

Снова заглянул слуга, на этот раз опасливо наклонив голову. Суппилулиума сам вышел из шатра, принял поклоны подданных и, помедлив, проговорил:

— Оба моста окроплены водой, коней всем переводить под уздцы. Сначала пойдут колесницы, потом всадники, за ними осадные орудия, и замыкают всех пешцы. Начнём по сигналу рога, но до него перейдут дозорные сторожа и ещё раз проверят противоположный берег. Звук их рожка, означающий, что соседний берег чист, подхватят главные сигнальщики, и тогда начнём переход, — государь обвёл взором каждого из военачальников, ожидая вопросов, но их не последовало. — Да помогут нам боги!

Все разошлись, вождь хеттов вернулся в шатёр, провёл рукой по щеке. Щетина до крови проткнула подушечку пальца. Гнусные брадобреи! Боясь смахнуть острой бритвой один из гнойничков, они не выбривают до конца щёки. Он уже повесил пятерых. Лишит жизни этих, никто больше не отважится брить его по утрам. Да ещё Азылык вывел его из себя, заставив сомневаться в простейших вещах, чего он терпеть не мог. Либо — либо, а середина — болото для таких умников, как Халеб, начальник его колесничьего войска. Для настоящего же полководца любое сомнение губительно, и верно нашёптывают ему старые звездочёты отца: кассит перекуплен египтянами, они не раз слышали, как Азылык восхищался мудростью Аменхетепов — египетских фараонов.

Заглянул шатёрник, слуга, занимавшийся разборкой и установкой временного царского жилья во время походов. Едва заканчивалась стоянка, он тотчас разбирал, укладывал царскую комнату в повозку, стараясь не повредить стойки, не запачкать светло-голубую плотную ткань жилища. Со своим повелителем слуга почти не встречался, умудряясь действовать скоро и незаметно. Шатёрник и сейчас не ожидал, что застанет царя внутри обиталища: сторожа уже переправились на другой берег, и следом за ними выстраивались колесницы. Потому он и вошёл открыто, без утайки, наперёд зная, что государь, обряженный в боевые доспехи, следит с берега за переправой, как и было всегда до сих пор. Вошёл и застыл от страха и удивления. Несколько мгновений длилась странная пауза, капля пота застыла на кривом носу слуги. Наконец он молча поклонился и попятился назад. Суппилулиума даже не стал его останавливать, всё ещё раздумывая о казни своего оракула. Надо довершить то, что хотел отец. Самое лучшее будет сбросить кассита в Евфрат, чья вода так пришлась ему по вкусу. Да, так и сделать.

Победно пропел рожок сторожей, означавший, что ничего подозрительного они не нашли и можно начинать переправу. Полководец резко поднялся, встряхнул головой, точно сбрасывая с себя оцепенение, и вышел из шатра.