Саймон Скэрроу - Кровь Рима

Он на мгновение внимательно посмотрел на Катона. — Ты думаешь, я жесток, трибун?

Катон спокойно ответил: — Я думаю, что вы расточительны, Ваше Величество. Я считаю, что в основе любой армии есть место для дисциплины и наказания, но это должно быть сбалансировано с тем эффектом, которое они оказывают на способность армии сражаться.

— У вас, римлян, есть наказание, называемое децимацией, не так ли? Я читал, что когда вашим полководцам плохо служили из-за трусости или некомпетентности, они приказывали, чтобы каждый десятый человек был забит до смерти своими товарищами.

Катон когда-то был младшим офицером в когорте, участвовавшей во вторжении в Британию, которая подверглась самому драконовскому наказанию, применявшемуся в римской армии. Он кивнул. — Наказание такое есть, но применяется редко. А выжившие солдаты после этого надолго деморализованы. Я бы не советовал прибегать к такой мере, Ваше Величество. Это роскошь, которую вы сейчас не можете себе позволить. Накажите этих людей, выпорите их, но пощадите их жизни. Я убежден, что они вам понадобятся до того, как эта кампания закончится.

— Я приму твой совет, трибун, — заключил Радамист. — В том, что ты говоришь, есть определенная ценность. Я приму решение об их наказании позже, так как у меня есть более насущные проблемы. Прежде чем возобновить наступление, мы должны спасти все, что в наших силах, и позаботиться о наших убитых и раненых.

Катон заметил возможность начать восстановление прежнего альянса. — Ваше Величество, я был бы счастлив, если бы наш хирург мог подлечить ваших раненых. И их можно перевозить вместе с нашими больными и ранеными в повозках.

Радамист молчал, и Катон почувствовал гордость, борющуюся с прагматизмом в сердце своего союзника. В конце концов он просто кивнул и заговорил, словно давая команду: — Тогда займись этим, трибун.

— Оставьте их у дороги, и мои люди погрузят их в фургоны.

Иберийец кивнул.

— Есть еще другое дело, Ваше Величество.

Радамист настороженно посмотрел на него. — Другое дело?

— После вчерашней ночи стало ясно, что нашим людям будет лучше вместе маршировать и вместе разбивать лагерь.

Губы другого мужчины сжались в тонкую линию, и Катон понял, что должен надавить на кончик. Он решил подсластить свое предложение. — Мы можем избавить вас от проблем с палатками, чтобы восполнить ваши потери. Думаю, вы и ваши люди оценят это убежище, потому что ночи холодные.

— Как пожелаешь, — тихо сказал Радамист. — И, несомненно, ты будешь настаивать на том, чтобы командовать моими войсками, а также твоими в обмен на такую щедрость?

— Я не должен настаивать. Опасность разделения нашей колонны продемонстрирована достаточно ясно. — Катон указал на тлеющие останки, окружавшие их. — С этого момента мы должны идти вместе и вместе сражаться, и лучший способ добиться этого — иметь одного командира. Полководец Корбулон отдал мне приказ командовать колонной. Он также сказал мне, что было бы лучше осуществлять командование с максимальной дипломатичностью. Я сделал все, что мог, чтобы выполнить его приказ. Но время дипломатии прошло. Ситуация для этого слишком опасна. Итак, я скажу вам сейчас: примите мою команду без вопросов, пока вы не вернете свой трон.

Иберийский царевич вздрогнул и скрестил руки на груди, глядя в ответ. Затем он с шипением выдохнул и посмотрел себе под ноги. — Хорошо, я согласен.

Катон скрыл свое облегчение, продолжая тем же твердым тоном. — Бдагодарю, Ваше Величество.

— Я отдаю себя под твое командование, трибун. Но я предупреждаю тебя: если в результате твоих приказов мне не удастся вернуть свой трон, то твоя голова будет у меня.

— Ваше Величество, если я проиграю, это так или иначе будет стоить мне головы. У меня нет иллюзий по этому поводу. У Вас будет ваш трон, либо вы, я и каждый человек в нашей колонне погибнем в попытке.

Радамист посмотрел в ответ и улыбнулся. — Я не мог и желать большего.

Он протянул руку, и они ненадолго схватились за предплечья, прежде чем ибериец склонил голову. — Трибун Катон. Готов к твоим приказам.

Катон кивнул, но гадал, как долго Радамист будет сдерживать свое слово на этот раз.

Через час римская колонна достигла остатков иберийского лагеря, и авангард оглядел разрушенные палатки и стоявший в стороне курган. Раненые иберийцы лежали на обочине дороги, и сначала они и римляне смотрели друг на друга с холодным подозрением, пока один преторианец не вышел из строя, чтобы передать часть своего сушеного мяса одному из раненых. Еще больше людей последовало его примеру, и иберийцы ответили на их доброту улыбками и благодарностями. Макрон собирался закричать, чтобы люди вернулись в строй, но Катон остановил его.

— Время от времени небольшая терпимость более эффективна, чем железная дисциплина.

— Если ты так говоришь. Но если бы я все еще был у власти… — начал Макрон, затем зажмурился и постучал концом своего витиса о бок калиги.

— И вот ты доказываешь мою точку зрения о терпимости, — засмеялся Катон впервые за много дней.

— Терпимость? — пробормотал Макрон. — Кому это, нахрен, нужно? Если ты спросишь меня, быстрый пинок под зад работает лучше каждый раз.

— Я обязательно спрошу тебя, мой друг. Но пока что, мне это не нужно. А теперь пусть парни продолжают марш.

Макрон заставил себя сохранять нейтральный тон и приказал преторианцам вернуться в строй колонны. Когда он поравнялся с концом шеренги раненых иберийцев, ближайший к нему человек поймал его взгляд и протянул руку.

— Если ты, долбанный ублюдок, думаешь… — начал было Макрон, но потом горько пробормотал. — К фуриям терпимость, а?

Он полез в сумку, выудил сухую корку хлеба и бросил ее иберийцу.

— Вот так. Не подавись, друг. — Он выдавил улыбку и зашагал, чтобы занять свое место во главе когорты.

Катафракты и конные лучники уже выехали вперед к объединенным силам, а копейщики пристроились на дороге впереди преторианцев. Катон остановился, чтобы дождаться обоза и проследить за погрузкой раненых. Он махнул рукой впереди идущей повозке, где на скамейке рядом с возницей сидел хирург.

— Загружайте иберийцев. Сделай для них все, что в твоих силах, так же, как и для наших людей.

— Да, господин.

Помощники хирурга при поддержке возниц и погонщиков мулов начали поднимать раненых на повозки и подводы, некоторые сели рядом с ранеными римлянами, которые приветствовали их легкомысленным ворчанием, характерным для ветеранов. Вскоре были загружены последние люди, и обоз снова двинулся вперед.

Катон обернулся на стук копыт и увидел, что небольшая группа иберийцев выезжает из развалин лагеря. Далекий треск пламени достиг его ушей, когда поднялся свежий столб дыма.