Стейн Угельвик Ларсен - Кровавая бойня в Карелии. Гибель Лыжного егерского батальона 25-27 июня 1944 года

Норвежские фронтовые бойцы идут по бревенчатому настилу (фото из архива Мартина Лёвлиена)

Лошади и мулы со снабжением движутся по бревенчатому настилу.

По такому настилу могли ехать даже грузовики с грузами. Некоторые из этих лесных дорог используются до сих пор (фото из архива Мартина Лёвлиена)

Эгиль Ларсен рассказывает о солдатской жизни на высоте Хассельман Рандольфу Алнесу в брошюре «Фронтовые бойцы из Кристиансунна на Восточном фронте и в Финляндии во время Второй мировой войны» (Историческое общество Нурмёре, 1999). Вот что он пишет: «Характерным для повседневной жизни в то время было то, что все подвергались большой психической и физической нагрузке. Железная дисциплина, дежурства в сильные холода при температуре до минус 35 градусов, короткие промежутки для отдыха, постоянные выходы на патрулирование, часто внезапные, скудное питание, плохие бытовые условия и мало сна. Предъявлялись высокие требования к самодисциплине.

Еда и довольствие : большим событием каждый день был обед. Он состоял, как правило, из супа или мясного рагу с овощами. Каждому давали полный котелок, вмещающий один литр. В крышке котелка мог оказаться небольшой кусочек десерта. Ежедневное довольствие состояло кроме этого из хлебцев с маслом, сыром или печеночным паштетом, иногда немного варенья или кусочек шоколада. Питье представляло собой напиток, похожий на кофе или чай. Еду раздавали один раз в сутки. Каждый мог съесть ее, когда захочет. Суточная доля сигарет составляла семь штук. В случае выхода на задание бойцам давались легкие походные пайки с высоким содержанием питательных веществ, в том числе глюкозы. Однако их нельзя было вскрывать до установленного времени приема пищи. Если на базу возвращались до этого времени, паек надо было возвратить невскрытым. Нарушение этого правила влекло за собой наказание. Мы постоянно были голодными, и, пожалуй, не было ни одного парня из Кристиансунна, который бы не мечтал о рыбных тефтелях из сайды.

С гигиеной все обстояло очень «просто». Самое главное было умыть лицо и руки – единственные не укрытые одеждой части тела. Это обычно делалось с помощью мыла и снега. Туалет был на улице в прямом смысле слова. Между двумя деревьями закрепляли ствол, достаточно толстый, чтобы на нем можно было сидеть. Такой туалет вряд ли годился, чтобы отлынивать от обязанностей. Неудобством были холод зимой и комары летом.

«Социальное» общение состояло из разговоров за едой или на полу вокруг печки. Это было единственное место, где можно было находиться между дежурствами и выполнением других обязанностей. Но там всегда кто-то спал, и приходилось говорить тише. Одно время было очень трудно получить какую-либо информацию по радио, из газет или писем. Личные вещи нельзя было брать с собой на фронт, их следовало сдавать в пункт снабжения (“обоз”), находившийся в тылу».

Так справляли нужду и зимой, и летом. Приятного мало, но, видимо, к этому и не стремились. Боец на фотографии – Хельге Стафф (фото из архива Асбьёрна Нарму)

Письмо с фронта штурмманна Фрица Стингла дает нам представление о жизни простого солдата в последний месяц до наступления русских. Короткие моменты радости, как например 17 мая, быстро сменялись взрывами или обстрелом русских. В письме выражается надежда на то, что когда-нибудь, когда весь этот ужас окончится, их вклад, возможно, будет отмечен. Тетя Йенни и дядя Альберт – прабабушка и прадедушка Трулса Иберга, который предоставил нам письмо и фотографию. Люси, о которой Фриц пишет в письме, была его сестрой, а Герд – бабушкой со стороны отца.

Это, как мы полагаем, Фриц Стингл, который родился 9 марта 1908 года в Халдене или Фредрикстаде (фотография из частного архива)

Это начало письма, написанного на машинке с латинским шрифтом без норвежских букв. Стингл работал в штабе и мог пользоваться конторским оборудованием

«Восточный фронт, 17.5.1944

Мои дорогие тетя Йенни и дядя Альберт, сегодня 17 мая, и я нахожусь далеко на севере, в Карелии. В данный момент я один в штабе и дежурю у коммутатора, а все остальные сидят наверху в лесу и поют, рассказывают небылицы и веселятся, как могут. 17 мая здесь несколько отличается от того, к чему мы привыкли дома. Привычный призыв “встать и петь” прозвучал у нас сегодня в 7 часов вечера. После традиционной речи в честь праздника началась раздача ежемесячных посылок от Бюро фронтовых бойцов. Затем мы ели традиционный норвежский лапскаус [мясное рагу с овощами. – Примеч . пер .] и ванильный пудинг с малиновым соусом. В довершение всего этого – пол-литра яичного коньяка на каждого. В нашем месячном пайке табак, сигареты, шоколад, сардины, четвертинка аквавита и баночка тресковой икры. Сейчас, когда снег почти сошел, никто и представить себе не может, как тяжело мулам тащить нашу поклажу по почти что метровому слою грязи. Это совершенно ужасно, и когда животные совсем истощены, то есть когда они не могут тащить самих себя плюс двадцать пять килограммов, их заменяют новыми. Эта война не щадит никого – ни людей, ни животных.

Нам здесь неплохо на сопке. Мы потеряли нескольких отличных парней, в том числе двух ребят из Эйдангера, но в остальном нам повезло. Иван не дает нам покоя, но пока что мы с ним справляемся. У нас тут недавно было «веселенькое» сражение. Иван направил на нас свои маленькие истребители, которые пролетели над нами на высоте десяти метров, а потом обстреляли нас и наши бункеры, выпустив очередь из пулеметов. И хотя пули просвистели всего в нескольких метрах от нас, все обошлось и никто не пострадал. Война все же не игрушка.

Я так обрадовался, когда получил письмо от тебя и от Герд, жалко только, что с тех пор писем от вас больше не было. До чего же Герд хорошенькая, надеюсь, что она удачно выйдет замуж и муж будет ее любить, ведь она этого заслуживает. Я понимаю, что ей не так-то просто писать письма солдату на фронт, поэтому я не прошу отвечать на мои письма. Бедная Люси, ей тоже несладко пришлось! Когда я последний раз был дома в отпуске, а потом опять собрался на фронт, она спросила, не проводить ли ей меня до станции (я был в полной форме). Я думаю, что у нее камень с души упал, когда я сказал, что категорически не хочу, чтобы кто-нибудь провожал меня до станции. Несмотря на это, я знаю, что у нее достало бы смелости проводить меня, но, с другой стороны, она, пожалуй, была рада не делать этого. Придет такое время, когда люди будут гордиться, что идут рядом с солдатом, который воевал за свою страну на Восточном фронте. Не то, что сейчас, когда этого стыдятся. Давай будем друзьями, попробуй, по крайней мере. Я уверен в том, что когда такое время наступит, трудностей не будет.