Элисон Уэйр - Порочная королева. Роман о Екатерине Говард

— Вы — пир для глаз, Кэтрин, и видеть вас — для меня огромное наслаждение. Но я в некотором смысле устал от жизни. Мои советники плохо справляются со своими обязанностями.

Кэтрин улучила момент:

— Вы имеете в виду графа Эссекса?

Король удивленно взглянул на нее:

— Почему вы так говорите, дорогая?

— Ну, ходят слухи, сир. Мне не следует повторять их вам. Вероятно, они ничего не значат.

— Нет, продолжайте, Кэтрин. Мне нужно знать, что говорят люди.

— Его называют еретиком-лютеранином, сир, и говорят, что он плохо служит вашей милости. Я не вполне уверена, что они имеют в виду.

— Хм… — Лицо Генриха вспыхнуло. — Это интересно.

— Я не хотела никому навредить, — добавила Кэтрин.

— Конечно нет. — Король утвердительно кивнул. — Но я позвал вас не для того, чтобы вы слушали мои жалобы, и не для разговоров о лорде Эссексе. Я хотел спросить вас кое о чем. — (Она задержала дыхание.) — Кэтрин, вы правда не связаны никакими обязательствами?

— Обязательствами, сир? — Она изобразила невинность, но прекрасно поняла, куда он клонит. Пульс у нее участился.

— Я имею в виду, не помолвлены ли вы и не обещаны ли кому-то?

У Кэтрин в голове промелькнула мысль о Фрэнсисе, но она решительно оттолкнула ее прочь.

— Нет, сир.

— Меня удивляет, что какой-нибудь юный кавалер до сих пор не ухватился за вас, — сказал король, кладя ладонь на руку Кэтрин.

— У меня нет приданого, — ответила она.

— Ах! Но какое это имеет значение в сравнении с такой красотой и очарованием?

— Похоже, немалое, — рассмеялась Кэтрин.

— Жаль, что люди высокородные считают необходимым вступать в брак ради выгоды и преимуществ. Я говорю по собственному опыту, как человек, женившийся по политическим соображениям и по любви. Любовь важнее. Не забывайте об этом, Кэтрин. Какой смысл в политике, если она вынуждает проводить жизнь в постели с нелюбимой женщиной?

Кэтрин догадалась, кого он имеет в виду.

— Это приносит несчастье обоим супругам.

Король печально кивнул.

Больше он ничего не говорил о браке, но принялся рассказывать ей о летнем выезде на охоту, который планировал совершить; она тоже примет в нем участие, сопровождая королеву.

Настало время ужина, и Кэтрин пришлось уйти. Король поцеловал ей руку, неотрывно глядя на нее, и сказал:

— Скоро я снова пошлю за вами.

Связана ли она с кем-нибудь? Вопрос короля беспрестанно крутился у нее в голове. Разве стал бы он спрашивать, если бы не имел на уме брака — разве что намеревался подобрать ей супруга, в чем Кэтрин очень сильно сомневалась. Нет, он наверняка думал, делать ли предложение!

Как только представилась возможность, Кэтрин отправилась искать дядю Норфолка, желая передать ему разговор. Она нашла герцога в его апартаментах вместе с епископом Гардинером и за стаканом вина сообщила им, что сказал король и как она затронула тему Кромвеля.

— Вы все сделали правильно, мистресс, — заявил Гардинер. — Не зря мы поверили в вас.

— Он думает о браке, — сказал Норфолк. — Все складывается, как мы запланировали.

Так и было. Не прошло и двух недель, как по двору разлетелась новость об аресте Кромвеля за измену и ересь: главного министра лишили знаков достоинства и препроводили в Тауэр. Кэтрин задумалась, не подтолкнули ли короля к этому решению ее слова? И ощутила укол вины, а вот дядя Норфолк и епископ Гардинер ликовали.

— Пришел конец сыну кузнеца! — провозгласил герцог. — Теперь верховенство в Англии перейдет в руки тех, кто рожден для этого!

Такого сухого и жаркого лета Кэтрин не помнила, дождя не было очень долго. К третьей неделе июня трава выгорела, и возникли опасения, как бы не появилась чума.

О Кромвеле король при Кэтрин больше не упоминал, и заводить разговор о павшем министре не имело смысла. Она чувствовала, что в Генрихе кипит гнев, который он подавляет ради нее, и подумала, что, вероятно, недовольство копилось в душе короля все те месяцы, которые он провел в браке с королевой.

Было жарко даже в тенистой беседке. Кэтрин надела легкое платье из зеленого шелка, но и оно липло к телу. Она готова была сидеть здесь в одной нижней сорочке, если бы ей позволили! Король был в одной рубашке с не завязанным воротником, расшитым черной нитью, сквозь вырез виднелись рыжие волосы на широкой груди. Он обильно потел, и вскоре Кэтрин догадалась, что не только от жары.

— Кэтрин, — сказал Генрих, прерывая беседу о представлении масок, — мне нужно поговорить с вами. Прежде чем я женился на королеве, меня заверили, что имеются доказательства расторжения ее помолвки с герцогом Лоррейнским. Однако послы Клеве не привезли этих доказательств, когда препровождали ее в Англию, отчего я неохотно готовился к вступлению в брак с ней. Герцог Клевский обещал прислать их мне, но не сделал этого, и мне ясно, что никаких доказательств просто не существует. Поэтому я решил аннулировать брак.

Кэтрин напряглась. Король собирался просить ее руки.

— Королева пока об этом не знает, — продолжил он, — и я намерен провести все как можно более безболезненно для нее и для вас. О нас идет молва, я не хочу, чтобы люди решили, будто причина этого развода — вы. Решение было принято еще до того, как я стал вашим слугой. Поэтому я отправляю вас обратно в Ламбет, к миледи Норфолк.

Кэтрин едва не бросилась в слезы. Она не хотела возвращаться в Ламбет. Ей нравилось при дворе, к тому же Кэтрин начала испытывать некие чувства к Генриху. Не такие, как к другим своим поклонникам, но все-таки это была определенного рода привязанность, да и ухаживания такого могущественного человека — это нечто особенное. Но он не сказал ни слова о браке, и ей придется уехать без каких-либо гарантий на будущее. А сможет ли она когда-нибудь вернуться?

— Не унывайте, — сказал ей Генрих. — Я буду приезжать и навещать вас приватно.

— Я буду ждать этого, — сказала Кэтрин, немного ободрившись.

Он нежно поцеловал ее:

— Я тоже. Вы уедете через два дня. Скажите королеве, что вы нужны дома бабушке. Намекните, мол, наметился брак.

Да, но какой? И неужели королева не догадается, что это обман?

Они прогулялись до реки, где Генрих предложил группе молодых лордов и джентльменов присоединиться к ним. Пока все стояли и шутливо болтали, Кэтрин купалась в неприкрытом восхищении прекрасных кавалеров, пока не подняла взгляд и не увидела фигуру в окне верхнего этажа. Это была королева, она смотрела прямо на нее, и лицо ее было маской печали. Кэтрин про себя взмолилась: пусть госпожа решит, будто она как-то связана с одним из молодых людей. Даже если у нее будут проблемы, это лучше, чем вызвать у королевы мысль, что она предала ее.

Кэтрин уже заметила настороженность по отношению к ней со стороны Анны и подозревала, что до той дошли какие-то слухи. Тем не менее обращалась она со своей соперницей по-прежнему мягко, оставалась любезной и обходительной. Кэтрин ощущала жалость к королеве, ведь та не догадывалась, какая участь ей уготована, и виноватой тоже себя чувствовала. Но все-таки она знала: король в любом случае покончил бы с этим браком, и вовсе не из-за нее. В поведении королевы явно ощущался страх. Анна, вероятно, догадывалась, что грядут перемены. А как иначе, если король почти не приходил к ней? Конечно, бедняжка переживала, что он может избавиться от нее, как избавился от королевы Екатерины или — не дай Бог! — королевы Анны. Она легко могла решить, что он отвергает ее ради возможности жениться на другой.