Элисон Уэйр - Порочная королева. Роман о Екатерине Говард

После довольно быстрого начала продвижение замедлилось. Как и боялся Генрих, им помешали дожди, сопровождавшиеся штормовым ветром. Дороги, ведущие на север, залило, и повозки с багажом пробирались по ним с большим трудом. Каждый день все промокали до нитки, и вскоре Екатерина перестала беспокоиться о том, как выглядит ее одежда. С этим ничего нельзя было поделать. Каждую ночь она так мерзла, что приходилось зажигать огонь в ее комнатах — и это в июле!

— Я рассчитывал к этому времени быть в Линкольне, — ворчал Генрих; они провели в дороге уже три недели. — Этот дождь никогда не прекратится. Грустно видеть уничтоженные посевы. — Он махнул рукой в сторону тянувшихся вдалеке полей.

В тот день у Екатерины начался сильный насморк. Пришлось провести еще одну ночь в королевском поместье Графтон, чтобы дать ей время оправиться. Фрейлины рассуждали, не отдаст ли король приказа поворачивать обратно, но Екатерина знала, что этого не будет. Этот тур по стране значил для Генриха слишком много. Но такими темпами им не добраться до Линкольна и к середине августа.

После Графтона небо прояснилось, и королевская процессия смогла двинуться к Нортгемптону с большей скоростью. Екатерина чувствовала себя лучше, и Генрих был в жизнерадостном настроении. До сих пор возможности устроить свидание с Томом не представлялось, и к моменту, когда в конце июля добрались до Лоддингтон-Холла, она вся извелась от досады. Уже много недель они не оставались наедине, и она видела Тома только мельком среди людей или второпях, когда входила или выходила из очередного пристанища. У них едва хватало времени обменяться взглядами. В Лоддингтоне, боясь, как бы Том не подумал, что она к нему охладела, Екатерина взялась писать ему письмо, в котором сообщила, что устроит встречу, как только сможет. Она запечатала свое послание, оставив наружную сторону пустой, подозвала Мег Мортон и приказала отнести записку леди Рочфорд:

— Скажи ей, я сожалею, что не могу написать ничего больше.

Мег вернулась и передала ей, что леди Рочфорд обещала дать ответ завтра утром. Екатерина погрузилась в лихорадочное нетерпение и отправила Мег к Джейн еще до завтрака. Та вернулась с запечатанной запиской.

— Миледи просит вашу милость держать это в секрете, — сказала девушка, которой было явно любопытно узнать, что внутри.

— Благодарю. — Екатерина улыбнулась и, решив сбить Мег со следа, добавила: — Короля это порадует!

Когда фрейлина ушла, она сорвала печать и прочла, что Том сказал: он готов ждать вечно, если понадобится, только бы в конце концов увидеть ее. И все. Улыбнувшись себе, Екатерина сожгла записку.

В Колливестон она летела как на крыльях, едва слушая Генриха, говорившего, что это была любимая резиденция его бабушки леди Маргарет Бофорт, графини Ричмонд. А потом он прибавил, как-то задумчиво, что его незаконнорожденный сын, герцог Ричмонд, тоже владел этим поместьем. Екатерина с удовольствием отметила, что никаких напоминаний об этом в доме не осталось. Ей не хотелось, чтобы следы былого присутствия здесь умершего сына печалили Генриха. Ничто не должно портить им отпускного настроения.

В замке Гримсторп их радушно принимали герцог и герцогиня Саффолк. Герцогиня была одной из главных дам при дворе Екатерины и гордо показывала, какие улучшения они произвели в древней крепости.

Генрих утомился и прислал сообщение, что не придет в спальню Екатерины, которая располагалась в одной из старых башен. Она тут же отправила Кэт Тилни к Джейн Рочфорд спросить, когда получит то, что та ей обещала. Ответ был: Джейн сидит и ждет, а завтра сама сообщит обо всем королеве, и не стоит утруждать Кэт снова.

Когда совсем стемнело, Екатерина встала, надела ночной халат из черного дамаста и спустилась по винтовой лестнице в спальню Джейн ярусом ниже. Том был там, ждал ее. Увидев Екатерину, босую и с распущенными волосами, он втянул в себя носом воздух. Времени на разговоры не было. Том заключил ее в объятия, и они поцеловались так жадно, будто хотели проглотить друг друга. Его рука легла ей на грудь, но она убрала ее. Вынужденная сдержанность подпитывала их страсть, и Екатерина вернулась к себе, когда было уже два часа ночи.

На следующий вечер их планы нарушил Генрих, который пришел в спальню к супруге с твердым намерением заняться постельными упражнениями.

— Посмотрим, не удастся ли нам сегодня заделать еще одного принца для Англии! — бросил он вызов супруге, разгоряченный вином.

По большей части то же самое было на уме у короля и в следующие ночи, но на каждой остановке Екатерина пыталась тайно увидеться с Томом, урвать хотя бы несколько мгновений.

Джейн проявляла изобретательность. Она продолжала поощрять их, передавала сообщения и иногда подарки, только теперь ее посылала к Тому Екатерина. В каждом новом доме она сама разыскивала задние двери и черные лестницы, вместо того чтобы поручить это Джейн, и сообщала своей наперснице, удобны ли они для устройства тайной встречи с любимым. Иногда Екатерина брала с собой на поиски фрейлин, говоря, что им нужно знать, где выход на случай пожара. Если девушки и подозревали неладное, то ничего не говорили. Когда Том приходил по ночам, Екатерина всегда приказывала Джейн быть рядом, потому что та завела привычку уходить куда-нибудь. Екатерине стало казаться, что она пытается оградить себя от неловких ситуаций.

Однажды ночью, когда они с Томом лежали на постели, полностью одетые, и шептались, он вынул из кармана кольцо от судорог, одно из нескольких, освященных королем в Страстную пятницу.

— Я стащил его у Джейн, — сказал Том. — Она говорит, оно твое.

— Нет, — шепнула Екатерина. — Зачем она солгала?

— Не представляю.

— Я пошлю ее к тебе с одним из моих. Пусть у тебя будет два. Говорят, носить одно — это дурной знак.

На следующий день она исполнила обещанное.

Девятого августа они прибыли в Темпл-Брюер, что в семи милях от Линкольна, и там для них был устроен пышный обед. Генрих облачился в линкольнский зеленый [24] В XVI в. Линкольн славился изготовлением шерстяных тканей, которые окрашивали с помощью растительных красителей в синий и зеленый цвета; оттенок зеленого цвета был настолько характерным, что его стали называть линкольнским зеленым, отличая от кендалского зеленого и ковентрийского синего. , чтобы сделать приятное жителям графства, а Екатерина появилась в алом бархате. Шелковый шатер для короля и королевы разбили за городской стеной, и они проследовали туда в сопровождении свиты, предшествуемые трубачами, барабанщиками, лучниками с натянутыми луками и йоменами личной стражи короля, вооруженными пиками и топорами.

— Отцы города уже собираются в Линкольне, ваши величества, — сообщил им сэр Роберт Тирвитт, главный шериф Линкольншира, когда они сели за пиршественный стол в своем шатре.