Виктор Иутин - Кровавый скипетр

– Жаль мне очень брата, но освободить его не могу, ибо не раз замышлял он на меня зло; когда я умру, то он будет искать великого княжения подо внуком моим, и если сам не добудет, то смутит детей моих, и станут они воевать друг с другом, а татары будут Русскую землю губить, жечь и пленять и дань опять наложат, и кровь христианская опять будет литься, как прежде, и все мои труды останутся напрасны, и вы будете рабами татар…

Тогда Иван Великий вступался за Дмитрия, внука от старшего сына, Ивана, рано умершего. Дмитрий в обход Василия был объявлен наследником московского стола, но затем отец раздумал отдавать власть ребенку, и Василий, став великим князем, не пощадил малолетнего племянника, сгноил в темнице. Только так великие князья сохраняли единство державы, ибо все помнили еще, как дед, Василий Темный, воевал долго за Москву: сначала с дядей, а затем с его сыном, коим был даже ослеплен. Во имя сохранения мира на Русской земле оставшиеся князья Рюриковичи истребляли друг друга…

Юрий помнил и знал все это, и теперь, когда в памяти его отчетливо возникли образы прошлого, он твердо решил, что первым не начнет мятеж. Но участь его была предрешена.

За окном послышался какой-то шум, крики, с десяток человек осветили пламенниками двор. Лаяли собаки, звучала ругань, звон выхваченных из ножен сабель – на пути незваных гостей встала княжеская стража. Не мешкая, Юрий Иоаннович, дабы не допустить резни, выскочил во двор, в холод, без шубы, и все тут же замерли, поглядев на него. Огни трещали на морозе. Князь безмолвно обводил всех тяжелым взглядом, уже все понимая. Рука по привычке хотела лечь на рукоять сабли, но у пояса ее не оказалось – князь ранее отцепил оружие.

Из замершей толпы, над коей стояли густые облака пара, вышел богато одетый, высокий и статный князь Иван Телепнев, в последнее время часто бывавший подле покойного Василия. Он был близок великокняжеской семье, его сестра Аграфена даже назначена нянькой маленького Иоанна. Глядя Юрию прямо в глаза, Телепнев молвил, скривив рот не то в усмешке, не то в растерянности:

– Именем великого князя Иоанна Васильевича приказано схватить тебя за крамолу и измену крестоцелованию и своему государю! Вели людям своим сложить оружие.

Бояре и стража в ожидании глядели на своего князя, а он, помолчав мгновение, отвечал твердо:

– Я приехал в Москву закрыть глаза государю-брату и клялся в верности моему племяннику, не преступал целования крестного, не преступлю и теперь! Посему готов умереть в своей правде…

Телепнев кивнул пришедшим с ним воинам, и те, окружив князя, стали уводить его. Так он и шагал, опустив голову, по скрипучему снегу, раздетый, не чувствуя уже ни холода, ни страха. Юрия посадили в сани, и он, широко перекрестившись, оглянулся туда, где вдали, во тьме проступали купола величественных отцовых соборов, и проговорил едва слышно – так, будто согласно воле покойных отца и брата понес свой крест:

– Всецело в руках я твоих, Господи…

Впервые за много времени братья Бельские увиделись в родовом тихом имении. И печально, что поводом для встречи послужила смерть их матери. Младший, любимый сын Семушка не успел отправиться из Коломны на ее похороны и сейчас прибыл домой опустошенный и разбитый, но еще не до конца веря в случившееся. Он медленно, будто под невидимым грузом, слез с коня и с тоской поглядел на родительский терем, где прошло его детство, и, дабы не заплакать при братьях, умылся снегом…

Слуги уже принимали и уводили коней, приглашали прибывших с Семеном ратников в отдельную горницу, где им накрывали стол. Семен же направился в светлицу, где его ждали братья.

Бельские – знатный княжеский род, потомки литовского князя Гедимина, а бабка Семена была родной сестрой Ивана Великого. Семен был младшим сыном Федора Бельского, литовского князя, бежавшего на службу к московским государям. Иван Третий оказал ему великую честь, женив Федора Ивановича на своей племяннице, дочери рязанского князя. И она, Анна Васильевна Рязанская, родила мужу трех сыновей – Дмитрия, Ивана и Семена.

Дмитрий после ранней смерти отца стал доверенным лицом великого князя Василия и однажды ездил сажать на казанский престол московского ставленника, юного касимовского царевича Шах-Али. Затем из года в год водил полки и однажды даже был главным воеводой при нашествии крымского хана. Как бесславно было проиграно сражение! Дмитрий никогда не был хорошим полководцем, и лишь знатность рода его обязывала стоять во главе ратей. И потому даже после этого позора он продолжал водить полки, принимать иностранных послов, сидеть в думе на первых местах и сейчас также был опекуном малолетнего великого князя.

Второй сын князя Бельского, Иван, также водил полки, заседал в думе и входил в верховный совет при государе. Он тоже показал себя слабым военачальником – десять лет назад уморил болезнями и голодом все воинство, что вел на Казань. Чудо и заступничество митрополита и бояр спасло Ивана от заслуженного наказания. Не везло покойному великому князю с воеводами!

Семен же все это время оставался лишь тенью своих успешных братьев. Они в думе, у кормила власти, а Семен – по городам с малым количеством ратников, сидит там, где ему укажут, в управлении государством не участвует. Оттого избегал он частых встреч с братьями – что-то мешало чувствовать себя в их кругу уютно и душевно. Может, стыд? Злость? Он младший, он последний в роду, и это угнетало с самого детства, а с годами злило все больше.

Дмитрий в одной рубахе, крепкий, еще более раздобревший в последние годы, радостно встретил брата в светлице, куда слуги, едва не сталкиваясь друг с другом, несли угощения. Тут и птица жареная на подносах, и щи с солониной, и засоленные овощи, и пироги – все то, что братья Бельские привыкли видеть на столе с самого детства.

Дмитрий облобызал Семена, едва не расцарапав ему лицо своей короткой жесткой бородой, прижал к себе своими крепкими руками, даже было всхлипнул, но сумел сдержаться. За ним вышла его супруга Марфа с тремя детишками – шестилетним сыном Ванятой, пятилетней дочерью Анастасией и трехлетней Евдокией. Семен расцеловал каждого из племянников, а улыбающегося Ваняту потрепал по светлой вихрастой голове, от чего мальчик залился довольным смехом. После приветствия Марфа ушла и увела детей, оставив мужчин наедине.

Иван, высокий, худой, подтянутый, с продолговатым вытянутым лицом, не выглядел таким мужиковатым простаком, как Дмитрий, – в нем явно проступала кровь московских и литовских государей. Он был в легком коротком кафтане, статный и строгий, и приветствие его было даже немного высокомерным – это Семен довольно остро чувствовал, особенно когда Иван холодно, без выражения каких-либо чувств, троекратно расцеловал его.