Владимир Красильщиков - В начале будущего. Повесть о Глебе Кржижановском

Будет!..

Он шел стремительно, размашисто, не обращая внимания ни на встречных прохожих, ни на ломовиков, сердито покрикивавших на него, — убыстрял и убыстрял шаг по мере того, как нарастал темп и накал воображаемой дискуссии с реальными противниками...

«Вспомните, — мысленно обращался к ним Глеб Максимилианович, — вспомните выступление профессора Постникова еще до революции, в шестнадцатом году, на съезде электротехников. Тогда большинство маститых носителей «созидательного интеллекта» плохо слушали его, а вернее бы сказать, не хотели слушать. До сих пор возмущает памятная картина демонстративного равнодушия просвященных бар. Но старик не испугался — адресовал свои пожелания к нам, немногим, и слова его запали в сердце:

— Что изменит лицо жизни? — спрашивал он. — Что послужит ключом исторического перелома? — И сам отвечал: — Различные историки единодушны в этом: развитие производительных, я бы назвал, вулканических сил. Век пара отступает перед веком электричества, новые силы действуют в пользу четвертого сословия — пролетариата. И вы, владеющие оружием электротехники, отдайте его в руки четвертого сословия.

Так-то, господа «витии»! Вам бы хоть теперь понять то, что уже тогда ощущал и видел старик профессор, стоявший одной ногой в могиле.

— Погодь, гражданин-товарищ! — Тяжелая шубная рукавица уперлась в грудь Глеба Максимилиановича, шибанула запахом потной овчины.

«Где это я? — Он оглянулся. — Ого! Чистые пруды. Мясницкие ворота прошагал».

Тут же перед ним со скрежетом и скрипом ухнула подпиленная ветла.

— Что вы делаете?! — Рассердился Кржижановский. — Бульвар на дрова!

— Ахти! — Богатырь дворник скинул рукавицу, отер лоб. — Все одно гнилая. Только старые валим.

— Гм... Только старые...

— Теперь можно, ступайте...

«Да! А два брата с Арбата?!» — вспомнил Глеб Максимилианович без всякой связи с предыдущим, как бы вдруг перебивая самого себя, и зашагал еще быстрее по дорожке вдоль пруда, на котором когда-то был каток, а теперь маршировали зазябшие, пестро одетые бойцы всевобуча с деревянными ружьями. Ни пристани, ни навеса для лодок, ни самих лодок — все давно растащили, давно пожгли.

Два брата с Арбата...

О них стоило вспомнить: Борис и Александр Угримовы. Дед их жил аскетом в своем волынском имении после того, как повесили Рылеева — его друга, завещал детям и правнукам ни за что не служить царскими чиновниками, но защищать Россию при любых обстоятельствах.

Выполняя его волю, отец стал почетным мировым судьей — перебрался в Москву. С самых ранних пор братья были очень дружны, безгранично доверяли друг другу, делились сокровенными мыслями, переживаниями. Привыкнув видеть их всегда вместе, кто-то и пустил в обиход эти «два брата с Арбата», приставшие к ним на всю жизнь.

Братья Угримовы учились в одной гимназии и вместе пошли в университет. Только там судьба наконец развела их, да и то ненадолго. Старший, Борис, стал инженером- электриком, Александр — агропомом-биологом. И опять они вместе — едут совершенствоваться: Борис — в Высшем Электротехническом институте Карлсруэ, Александр, по совету любимого учителя Климента Аркадьевича Тимирязева, — в Высшем сельскохозяйственном институте Лейпцигского университета.

Борис Иванович Угримов — один из первых в Москве энтузиастов электротехники. В Биржевом институте ему удалось поставить приличную лабораторию и подготовить несколько сот инженеров-электриков. Еще двадцать лет назад, на Всемирной выставке в Париже, он получил медаль за изобретение электрического котла. По доверию виднейших ученых мира помогал разобраться в тяжбе об открытии беспроволочного телеграфа между Поповым и Маркони.

Александр Иванович для исследований привез в Лейпцигский университет девяносто восемь пудов чернозему из собственного имения — с Волыни — и своей диссертацией поверг видавших виды профессоров и знавших себе цену агрономов немецких в восторженное смятение. Так и ходили вокруг него, причмокивали: «О-о! Шварцэрде!» Черная земля!.. Слыхать-то про нее слыхали еще со времен Екатерины, а вот узнали толком лишь теперь.

Вернувшись в Россию, увенчанный, помимо всего прочего, еще и титулом «ученика несравненного Вейсмана» — создателя хромосомной теории наследственности, основоположника генетики, двадцативосьмилетний Александр Угримов избирается президентом Московского общества сельского хозяйства, кем и пребывает по нынешний день.

Революцию он встретил без особого энтузиазма. К делам ее относится весьма скептически, к вождям, мягко говоря, недоверчиво.

Иное дело — Борис Иванович. Еще в восемнадцатом году пошел работать товарищем председателя секции физики и электротехники Всероссийского совета народного хозяйства. А летом девятнадцатого Народный комиссариат земледелия поручил ему возглавить Бюро по электрификации сельского хозяйства.

Легко сказать: организуй, возглавь... А как? Ни Ому, ни Амперу не доводилось, ни Ом, ни Ампер ничего определенного относительно Бюро по электрификации сельского хозяйства посоветовать не могут. И с этой своей заботой Борис Иванович тогда обратился в Садовники, к инженеру-большевику Кржижановскому.

Глеб Максимилианович выслушал его внимательно и просил приехать вместе с братом — будто бы хотел разузнать у того о новейших системах мелиорации, о превращении болот в культурные луга и пашни.

Александр Угримов сначала отнекивался, но к назначенному часу братья были у Кржижановского.

Хозяин принял их радушно, даже ласково: усадил, угостил чаем, выставил на стол все, что было в доме, — и сахар, и сухарики ржаные, и лесные орехи — в разговоре, как бы между прочим, вспомнил:

— Только что звонил Ленин — просил приехать к половине шестого. Я воспользовался случаем и уговорил его принять нас всех троих. Вы не возражаете?

Борис Иванович оживился. А младший брат сразу, должно быть, заподозрил какой-то подвох, нечто затеваемое «против» него, — и насторожился, напрягся.

Через четверть часа они были в приемной Совнаркома». Глеб Максимилианович прошел в кабинет Ленина, предупредив, что привез обоих «декабристов» и что младший очень боится, как бы его тут не стали вовлекать в партию.

— Дворянские революционеры! — Ленин задумчиво усмехнулся и с улыбкой покачал головой: — В партию?! Партия обязывает.

— Старший — наш, а вот младший... — Глеб Максимилианович развел руками: — Но голова — тоже девяносто шестой пробы.

— Так и быть, — согласился Ленин, — постановим не ковать из него комиссара. Пригласите.

Братья вошли сразу вместе, оба, так что даже потеснили друг друга в дверях.

Ленин поднялся навстречу и, пожимая руки, сказал, что хорошо помнит Бориса Ивановича и рад приходу его вместе с агрономом.